С поляны кордона, мы торопливо выходим, напрямую в пойму. Зима! Почва, пожухлые лопухи, ветки деревьев – здесь всё, словно густым инеем, слегка припорошено снежком. Над головой – совершенно безоблачное, тёмно-синее небо. Вокруг – удивительная прозрачность и чистота воздуха!
– Чвиик! Чвиик! Чвиик! – в кронах мощных ив оголенной поймы, звонко чвикают поползни.
– Цик! Цик! – отовсюду несётся цыканье синичек.
– Клё-клё-клё-клё-клё! Клё-клё-клё!
Я поднимаю на лоб свои круглые очки и приставляю к глазам бинокль. Ярко раскрашенные, белоплечие орланы сидят по далёким деревьям и справа, и слева от нас.
– Ах! – восхищаюсь я, – Как красивы! На попугаев похожи! Жёлтые клювы, жёлтые лапы! Белые плечи, чёрные туловища!.. Как красивы!
И передаю бинокль Казанцеву.
– Ага! – соглашается тот, – А, клювы какие! Как у туканов, из мультиков! Целые шнобили!
Орланы поразительно осторожны! Мощно взмахивая крыльями, словно воздушные лайнеры, птицы тяжело расходятся в разные стороны, при первом же нашем появлении. Буквально, на пределе видимости!..
Особенно красивы матёрые птицы – у них контрастное, чёрно-белое оперение: чёрное туловище, с чисто-белой головой, хвостом и верхней частью огромных крыльев. Массивный, загнутый вниз, ярко-оранжевый клюв и такие же оранжевые лапы, действительно обеспечивают им некоторое сходство с попугаями.
– Клё-клё-клё-клё-клё! Клё-клё-клё-клё!
– Один, два, три… – считаю я птиц, рассевшихся в зоне видимости, – Двадцать пять белоплечих и три белохвоста!
Орланы клекочут на деревьях, перелетают с места на место, взлетают с берегов речки. Ясное дело, сейчас для них, главное – кормёжка. А, это значит, что все вокруг – конкуренты и соперники…
– Клё-клё-клё-клё-клё! Клё-клё-клё!
Только один, молодой орлан-белохвост, сидя неподвижным изваянием на суку ивы посреди поймы, позволяет нам подойти относительно близко и сфотографировать себя. Несколько раз я нажимаю кнопку спуска своего фотоаппарата. Это меня радует и огорчает одновременно.
– Молодой! Глупый ещё! – корю я птицу, – Жизнь тебя, дурака, ещё не научила!
В прошлом году, зимой, работники нашего заповедника нашли на побережье труп орлана. У этого короля воздуха были огнестрельные раны. И отрублены голова и лапы, на сувениры. Так что, люди бывают разные – и хорошие и плохие…
На песчаной косе устья Саратовской – всё бело от множества чаек! Сейчас, под зиму, у нас остаются только одни большие клуши, тихоокеанские чайки. Но, зато, их – столько! Тьма!
– Кий-яяя!
Я задираю к небу голову – сокол, красиво гарцуя в синей воздушной бездне, нарезает круг за кругом…
– О! Канюк!
– Ага! – улыбается Казанцев.
Побродив по пойме Саратовской, мы решаем посмотреть, что делается на Тятиной. Туда, дорога известная – по низкой морской террасе побережья, около пяти километров на восток. Мы шагаем по колее нашей заброшенной дороги…
Километра через два, из-за поворота показывается очередной мыс и напротив него – огромный, плоский валун, в первой волне морского прибоя. Он ещё далеко, на пределе видимости.
– Стой, Серёж, – останавливаю я напарника, – Нужно посмотреть, что делается на бакланьем камне.
Я поднимаю к глазам бинокль.
– Один, два… – считаю я птиц, – Девять бакланов! И одна тихоокеанская чайка. Среди них стоит…
Мы шагаем по колеям дороги дальше, постепенно приближаемся к мысу. Как всегда, мы стараемся не размахивать руками…
Бакланы жмутся, от нас, к краю камня. Но, поглядывая на спокойную и даже, равнодушную клушу, продолжающую сонно стоять на одной лапе на своём месте, с нашей стороны камня, они так и не взлетают! Мы осторожно проходим мимо…
Крутя по сторонам головами на длинных шеях, сбившиеся на самом краю камня в чёрную кучку, бакланы провожают нас подозрительными взглядами.
– Смотри! Вот, что значит – спокойная и уверенная птица, рядом! – рассуждаю я, растормаживая свои руки, – Её уверенность передаётся и другим.
– Ну! – соглашается Сергей, – Будь вместо этой клуши, какая-нибудь паникёрша кряква – вся бакланья кампания, уже давно бултыхалась бы в воде!
Кругом стоит абсолютная тишь. По спокойной глади нашего залива разбросано множество табунков уток…
Мы приближаемся к устью Тятиной. Сейчас, когда трёхметровые заросли лопухов упали под заморозками, здесь – тоже, всё голо. По такому открытому пространству, к устью, незамеченным – не подойдёшь! Мы опускаемся на четвереньки и пригибаясь к самой земле, крадёмся по столу низкой морской террасы…
Осторожно выглядываем из-за низенького, далёкого бугра, покрытого коротенькой щёткой травки-муравки:
Около десятка белоплечих орланов, неуклюже скачут по гальке речных берегов Тятиной. Здесь, вовсю, идёт пиршество! Присев обратно, за бугор, я раскручиваю свою фототреногу. На фотоаппарат навинчиваю мощный объектив. Пятисотник! Установив всю эту фотосистему, я навожу её на орланов. Рядом, прильнув к биноклю, полулёжа замирает Казанцев. Сильная оптика позволяет мне ощутить себя прямо среди птиц!..