– Ух, какая бойкая, – усмехнулся лейтенант. Вздохнул, смахнул со лба испарину и, вытирая руку о форменные брюки, покачал головой:
– И смех и грех с вами со всеми.
Катя терпеливо ждала, когда весы склонятся на ее сторону. Наконец, лейтенант сдался. Погрозил почему-то Кате пальцем и выглянул в коридор:
– Вася, приведи мне этого Венедиктова!
Когда дежурный провел мимо Костю, Катя испугалась его недовольного взгляда – неужели не рад ее видеть? Потом лейтенант что-то недолго говорил ему в кабинете за закрытой дверью, и вот он вышел, один, свободный. Быстро обнял Любовь Мироновну, помедлив, хлопнул брата по плечу. И улыбнулся Кате, отдельной, особенной улыбкой.
Вчетвером они вышли из отделения, в ажурную тень каштана.
– Идите домой, я попозже подойду, – велел Костя матери и Степе.
Обернулся к Кате и взял ее за руку:
– Пойдем скорее, не хочу здесь.
Перейдя через проезжую часть, они зашли через кованые ворота в прясленский парк. За деревьями, на просвет виднелось зефирное, розовое с белыми колоннами здание дома культуры и рядом с ним качели и аттракцион-паровозик, от которого доносились резкие вопли детворы. Катя попыталась заговорить, но Костя прижал палец к ее губам:
– Давай помолчим. Немного, хорошо?
Катя едва поспевала за его широким, скорым шагом. Он уверенно вел ее за руку мимо баскетбольной площадки и стадиона с трибунами к пустынной части парка за водонапорной башней. За рекой был виден тот луг, где пару дней назад горели купальские костры. Высоко в небе плавилось солнце, на кирпичной пузатой башне старинный флюгер, с латинскими литерами и длинной стрелкой, был спокоен и недвижим. И даже кузнечики замолкли. Сухо и знойно пахло полынью и разнотравьем.
Голоса купающихся доносились откуда-то издалека, но видно не было никого.
Под раскидистой плакучей ивой, ветви которой спускались чуть не до земли, образуя зеленый шатер, Катя не выдержала:
– Куда мы идем?
– Сюда.
Он остановился и резко развернул ее к себе:
– Я думал об этом все время, каждую минуту.
Он взял ее лицо в ладони. Его глаза, раскосые и светлые, стремительно приблизились, и она знала, что будет дальше, но не успела ни обрадоваться, ни испугаться.
И он ее целовал. Нежно, изучающее. Неторопливо. Сначала в губы, потом в синеватые веки, и снова в губы, уже настойчивее. А она отвечала, неумело, и с каждым прикосновением все мягче и податливее.
А потом пошел дождь. Кате так показалось. Большие теплые капли пролились на макушку, на лоб и шею, скатываясь за шиворот.
– Что это такое? – со смехом распахнула она глаза, только чтобы убедиться, что сквозь густую крону небо даже не просматривается, вокруг все такой же погожий день, а влага капает лишь с ветвей.
– Ивы плачут. Ты думала, их плакучими только за вид такой назвали? – И Костя, снова притянув ее к себе так, словно хотел впечататься в нее, поцеловал все еще красноватый носик. А про себя улыбнулся с облегчением, что облезть этому милому носику доведется под его неутомимым вниманием.
Глава 5. Осложнения
Покупатели объявились в субботу ближе к обеду: полковник в отставке, с шарообразным, будто накладным животом, нависающим над ремнем, и его супруга с начесом пергидрольных волос и щедро сдобренной лаком челкой. Ее высокий и куда более командный, чем у мужа, голос сразу заполонил собой все пространство пустого дома.
– А, вы тут прибрали! – с порога заметила она. – Надеюсь, не цену набиваете?
– Люсь… – одернул ее полковник, явно смутившись.
– А что? Я просто хочу сразу прояснить ситуацию. Чтоб потом не было…
– Я тут живу уже несколько дней. А в помойке жить не приучена, – отозвалась Катерина с прохладцей.
– И правильно, – мгновенно сбавила на полтона полковничиха. – Что за дом без порядка?
И она стала расхаживать по комнатам. Зашла и в ту, запертую. Когда она бесцеремонно распахнула дверь, Катерина, сама от себя не ожидая, на миг зажмурилась. Но комната оказалась такой же равнодушной и ничего не помнящей, как и остальные.
Гости все расхаживали по дому, громко переговариваясь (впрочем, говорила только женщина, а муж поддакивал), заглядывая во все углы, ковыряя пальцем штукатурку и решая, что они переделают в первую очередь, а что оставят «на потом».
– Ну, окна переставим. Эту перегородку надо сломать, конечно. Пол…
– Пол хороший, – Катерина решила вступиться. – Нигде не скрипнет.
– Не люблю такой пол, – скривилась дама. – Нет, конечно, снимать его не надо, но вот линолеумом перестелить не мешало бы. Или ковролинчиком. Так-то оно лучше будет. Да?
Полковник пожал плечами, и Катерина по его лицу догадалась, что он не согласен. Она тоже была не согласна, но это не имела никакого значения: когда она продаст дом, он исчезнет из ее жизни.
– А газ, газ-то тут есть?
– Только по улице, – вклинилась Ольга. – Но провести не проблема.
– Все всегда упирается в деньги, – хмыкнула полковая дама. – А так-то проблем вообще нет.
Она продолжила вслух планировать, что они сделают тут, и там, и вон там, и подвела, наконец, итог:
– Да, хатка, конечно, убитая.