Купальская ночь

Потом они, заглянув в чулан, о котором Катерина и вовсе не вспомнила за все эти дни, вышли во двор. Полковничиха встала как вкопанная перед погребом. Его Катерина помнила всю свою жизнь, и только сейчас подумала, что, пожалуй, этот погреб даже старше дома, построенного дедом. Потому что верхняя его часть, вход и полукруглый короб, постепенно враставший в землю, были сложены из старого кирпича с витиеватой буквой «Т», клеймом цигельни, до революции принадлежавшей местным купцам Тереховым. Из такого же кирпича был отстроен старый корпус фабрики. И Катерина вдруг подумала, что погреб просится на картину, до того он колоритен. Она уже знала, что внутри нет ничего, кроме стекла разбитых банок – все закрутки и соления, консервированные мамой в то лето, растащил кто ни попадя.

– Это что за бункер?

– Погреб.

– Ясно. Снесем, посеем газон, – распорядилась дама. – Только разровнять надо. Бульдозериста-то тут найти можно, нет?

– Можно, можно, – закивала головой Оля.

В голове у Катерины звонко хлопнуло – такой звук иногда издает раскаленная печь, когда от жара лопается кирпич:

– Можно. Но вам это не понадобится.

– Почему это? – вытаращила глаза женщина.

– Я не продам этот дом. Вам.

После этой фразы, да еще с последним уточнением, полковник с женой недоуменно переглянулись. Оля тоже выглядела озадаченной. И только Катя испытала облегчение, и даже улыбнулась.

– Что-то я не поняла, – набычилась дама. – Шуткуете?

Катерина покачала головой.

– Это что, издеваетесь так над нами, что ли? – тут же взвилась она. – Это у вас шутки?

– Никакие не шутки. Вам я дом не продам. Передумала, все. Так что давайте-ка отсюда…

Она сделала небрежное движение кистями рук, тыльной стороной наверх, как гонят курей, и разве только «кшш» не сказала. Тут уже и полковник покрылся краснотой:

– А ну! Ты мне… не это самое! Мы тебе тут кто!

Катерина развела руками, давая понять, что – именно, никто.

– Дырка там, – кивнула она на забор. – С калиткой напряженка, сами знаете. Так что…

Полковник задохнулся и стал ловить ртом воздух, а супруга схватила его за рукав и потащила к дыре в заборе, просыпая изо рта ругательства вполне себе армейские.

Пока в автомобиле за забором не завелся двигатель, и под колесами не хрустнул гравий, Катерина стояла задумавшись. Потом очнулась, оглядела – пока еще – свои владения, провела рукой по шершавой кирпичной кладке погреба.

– Они были такие отвратительные… – пожала она плечами, зная, что Ольге надо хоть что-то пояснить. – Надо поискать покупателей получше. В конце концов, это мой дом, и я продам его тому, кому захочу.

– Жаль, тебя сейчас не видит Алена… – все еще ошарашено пробормотала Оля. – Ты же вся в нее.

– Думаешь?

Катерина улыбнулась. Внутри у нее растаял кусочек ледяного масла, и теперь это масло растекалось солнечно и тепло где-то в груди.

Но уже через час она раскаялась. Вспышка неприязни заставила ее сделать необдуманный поступок. Где ее самообладание? Какое ей дело до этих людей? Ведь она ждала их, оформляла документы, отпуск даже взяла ради этого – чтобы избавиться от дома. А тут вдруг нос воротит.

Катерина не понимала, что с ней творится. Прогнала покупателей. Видит собственного призрака, и что еще хуже, совсем этого не боится. Ольгу она, конечно, в свои видения не посвятила, но и сама чувствовала, что безумие быстро прогрессирует. Как только Дубко отправилась домой, оставив ее одной, Катерина снова увидела девушку. На сей раз заговорить та не пыталась, но и не исчезала. Наоборот, Катерина поняла, что видит ее повсюду. Девушка, юная Катя, маячит рядом, и ее можно увидеть каждую секунду краем глаза, как любую нечисть[4]. Катерина старалась игнорировать, думать о другом, но девушка присутствовала вне зависимости от ее мыслей. Она то прислонялась к стене в другом углу, то переплетала волосы в косу или играла локоном, то отыскивала где-то в своем призрачном безвременье книгу и погружалась в чтение – но неотступно следовала за своим взрослым двойником. Не пугая и в покое не оставляя.

Она не была похожа на призрака, по крайней мере на то, как их описывают. Никакой прозрачности, и никакого чувства страха, клубящегося вокруг. Просто худенькая девушка, появляющаяся как-то незаметно и ниоткуда. И дрожь вызывало уже не ее присутствие, к которому Катерина, к своему стыду, слишком быстро привыкала, а только внезапность появлений.

Катерина поймала себя на том, что стоит в коридоре и всерьез раздумывает, какой сейчас год. В реальности. Ведь, в сущности, кто сказал, что ей мерещится юная Катя? Может быть, это юной Кате мерещится она, тридцатичетырехлетняя… И острая надежда прорезала все ее существо: а что, если всех этих лет, этого ужаса, этих слез и одиночества, этого всего просто не было? Что все примерещилось, и сейчас она наконец восстанет ото сна, и ей будет семнадцать, и жизнь продолжится с того места, на котором тогда кто-то великий и непостижимый нажал на «паузу».