Купание голышом

Чуть раньше, посетив прокатную контору, они, несмотря на возражения Странахэна, заехали в торговый центр. Джои решила, что не может больше носить одежду его бывших жен и подружек, хотя бы по той причине, отметила она, что все их лифчики ей слишком велики. Странахэн мрачно таскался за ней, пока она набирала брюки, топы, юбки, туфли, косметику и остальные личные вещи на 2400 долларов. Странахэн в жизни не видал такого безжалостного и эффективного шоппинга, но процедура так его вымотала, что сейчас восприятие изрядно притупилось.

А может, так себя ощущает любой, попав в «Дюны восточного Бока, ступень II».

— Ты даже не спросил про черное платье, — трещала Джои. — Весьма неприличная была история.

— Я дал волю своему воображению.

— Что бы он ни делал с ней сегодня ночью, он будет думать обо мне. Это я тебе обещаю. А уж когда он найдет помаду!

Странахэн прислонился головой к окну и закрыл глаза.

— Не смей дрыхнуть, — возмутилась Джои.

— Я скучаю по своему псу. Я хочу на остров.

Она пихнула его в плечо:

— Вон они!

Две фигуры, мужская и женская, появились из дома Перроне и заспешили по дорожке. В темноте Странахэн не различал лиц, но это, несомненно, были муж Джои и его гостья. Их лица на секунду осветились плафонами, когда оба забрались в синий «форд». Вроде бы серьезно озабочены и уж точно не излучают послесвечение любви.

— Он ведет, — сказала Джои. — Сам знаешь, о чем это говорит.

— Нет. О чем?

— Он ее имеет, — пояснила она. — Парни никогда не просятся за руль твоей машины, пока не переспят с тобой по крайней мере дважды. Так считает Роза, а у нее было сорок девять мужиков.

— Судя по звуку, пора масло менять.

— Давай поедем за ними, — предложила Джои.

— Давай не поедем. Давай предположим, что он ее трахнул, сейчас везет ужинать, а потом отправит восвояси.

— Я вернусь в свой дом.

— Дурацкая идея, — отозвался Странахэн. — На сегодня ты его уже достаточно напугала.

— Дай мне десять минут. Мне надо в ванную.

Джои выскочила из «сабурбана» и побежала по улице. Когда она вернулась, в динамиках дребезжала «Давай позажигаем».

— Что это за гадство? — нахмурилась она.

— Это не компакт. Это радио. — Странахэн уменьшил громкость. — Мне свезло наткнуться на классический рок.

— Что смешного?

— В моем возрасте ценят иронию. Пристегнись.

Джои молчала, пока они не свернули к югу на федеральную трассу.

— Чаз явно заметил платье, потому что в шкафу платья не было.

— Великолепно.

— Но в раковине я нашла нечто очень странное.

— Что? — Может, желе, подумал Странахэн, или взбитые сливки.

— Лобковые волосы, — возмущенно сказала Джои. — Зеленые, как трава, лобковые волосы. Мерзкая баба мне весь столик волосами засыпала.

Мик Странахэн сжал ее ладонь:

— Никто не обещал, что будет легко.

* * *

Человек по имени Тул жил в трейлере на окраине Лабелль, недалеко от озера Окичоби. К трейлеру прилагалось пол-акра земли, и предыдущий владелец выращивал на них помидоры, которые Тул с бригадирских времен ненавидел. Въехав в трейлер, он первым делом привязал к грузовику старый мотор от «понтиака» и протащил его вдоль и поперек по помидорной делянке, пока не осталось ничего, кроме взрыхленной грязи.

Вместо овощей Тул начал сажать памятники погибшим в автокатастрофах, которые собирал в поездках по юго-западной Флориде. Скромные самодельные кресты часто украшались яркими цветами — Тул находил их приятными для глаза. Всякий раз, натыкаясь на очередной крест, он выдергивал его из земли и бросал в кузов грузовика. Нередко это замечали другие автомобилисты, но никто никогда не пытался возражать.

Тул был ростом шесть футов и три дюйма, весил 280 фунтов, а голова его походила на шлакобетонный блок. Его торс столь густо порос волосами, что Тул обильно потел даже в холод и носить рубашку полагал неудобным. С год назад браконьер подстрелил Тула среди бела дня, приняв его за медведя. Входного отверстия не было видно, поскольку пуля опрометчиво попала аккурат между Туловыми устрашающими ягодицами. Рана почти не кровила, и Тул решил воздержаться от врачебного вмешательства, каковое решение вскорости дало о себе знать. Боль стала совершенно невыносимой, и ему пришлось бросить работу бригадира, потому что он уже физически не мог двенадцать часов кряду изводить и избивать сельскохозяйственных рабочих-переселенцев. Он так страдал, что сочувствующий друг-наркоман порекомендовал ему фентанил, высокооктановое болеутоляющее: обычно его используют в хирургии, но еще оно доступно в удобной форме пластыря.