Купание голышом

— Бока! Это ж полный кирдык, Ред.

— Мне правда жаль, парень.

— Чё он для тя делает, этот чувак?

— Ничего такого, что мне хотелось бы афишировать, ясно? Заметишь что чудное — звони сей момент.

— Само собой, — отозвался Тул.

— И никого не трогай, — сказал Ред Хаммернат, — если только я не велю.

Однажды, когда федералы разбирались с потенциально опасными (хотя и обоснованными) претензиями к Реду — дескать, он обращается с сельхозрабочими как с рабами, — Ред послал Тула к пострадавшим, отговорить их от сотрудничества с властями. Никто не исчез и не умер, однако те немногие, кто осмелился дать показания, описали Хаммерната как праведника, второго отца, что выдернул их из трясины нужды и ведет в светлое будущее современного сельского хозяйства.

Судя по тому, что Ред видел в рабочих лагерях в Иммокали и Бель-Глейд, можно не сомневаться: Тул легко управится со слабым, изнеженным белым пижоном Чазом Перроне.

Хрюкнув, Ред потянулся и заявил, что сейчас отправится домой и проспит четверо суток. Тул проводил его к мощеной дороге, где ожидал серый «кадиллак». Как обычно, водитель Реда держал мотор включенным, а термостат — на отметке в шестьдесят восемь градусов по Фаренгейту.

— Она красотуля? — спросил Тул.

— Кто, жена? Да, была красивая.

Тул поскреб шею.

— Мож, он ее и кокнул.

— Мне положить с прибором, — сказал Ред Хаммернат, — и тебе тоже.

Девять

Однажды весенним вечером 1896 года знаменитый пенсильванец Гамильтон Дисстон в ванне пустил себе пулю в лоб. Он был серьезно подавлен после того, как растратил наследство в грандиозной кампании по осушению четырех миллионов акров флоридского болота, известного как Эверглейдс.

Хотя Дисстон умер, считая себя неудачником, позже оказалось, что он — первопроходец и вдохновитель. В последующие годы его алчной фантазии так или иначе следовали легионы жадных дельцов — застройщики, банкиры, железнодорожные магнаты, продавцы недвижимости, цитрусовые плантаторы, скотовладельцы, сахарные воротилы, и — последними в списке, но не в жизни — купленные ими всеми политики.

Эти заболоченные территории, которые невозможно было осушить, замостить или засадить, Инженерный корпус армии США в конце концов превратил в огромные водохранилища. Миллиарды галлонов пресной воды, которые целую вечность свободно текли широкой болотной рекой к Флорида-Бэй, теперь были взяты в плен для нужд сельского хозяйства, промышленности и расцветающих муниципалитетов. Сначала одна магистраль, а за ней и другая отсекли южную оконечность полуострова, фатально преградив путь последней струйке из озера Окичоби. Та драгоценная вода, что все же добиралась до сердца болот, нередко прибывала загрязненная пестицидами, удобрениями и ртутью.

Дабы защитить фермы и мелкие хозяйства от частых наводнений — предсказуемого последствия заселения болот, — были вырыты сотни миль каналов, которые в дождливые летние месяцы уносили избыток воды к морю. Инженеры использовали цепочку насосных станций, чтобы регулировать уровень воды в зависимости от погоды и собственных капризов, невзирая на исторически сложившиеся природные циклы. Эверглейдс и его великолепная живая природа неизбежно начали умирать, но никто из власть предержащих даже не попытался предотвратить эту гибель.

В конце концов, это всего лишь здоровенное болото, черт бы его взял.

Во второй половине двадцатого века несколько жестоких засух пошатнули самодовольное мнение, что воды всегда будет хватать — воруй не хочу. Те, чьи состояния зависели от привлечения в Южную Флориду новых жильцов и туристов, обдумывали ужасное: что, если эти клятые репоголовые защитники природы всю дорогу были правы? Если Эверглейдс высохнет или падет под натиском загрязнения, то же самое произойдет с широким водоносным горизонтом, который снабжает питьевой водой все побережье от Палм-Бич до Кис. Рост захлебнется, и грязные деньги испарятся быстрее, чем вода на сковородке.

Этот апокалиптический сценарий выложили на стол перед флоридскими политиками, и со временем даже самые отпетые взяточники стали превозносить Эверглейдс как национальное достояние, которое необходимо сохранить любой ценой. Чиновники, которые десятилетиями подстрекали к разрушению болот, ныне толкали трепетные речи, оплакивая их гибель. Во время избирательных кампаний они ухитрялись бесстыдно попасться фотографам в процессе гребли на каяке вокруг Восточного мыса или похода в Акулью долину, с непременными сонными аллигаторами и белоснежными цаплями на заднем плане. Спасение Эверглейдс стало лакомым кусочком, за который ухватились обе политические партии, и избиратели жадно заглотили наживку.