Купавна

Надломился и Свиридка, свалился у ведра с водой. Опомнился от грохота рвущихся артиллерийских снарядов и бешеного стрекотания пулеметов вокруг. То начался один из так называемых на военном языке боев местного значения. В атаку, в сопровождении танков, пошла стрелковая рота советских бойцов. Скользя окоченевшими руками, Свиридка сумел взобраться на бруствер, увидел красные звезды на башнях танков, и силы прибавилось в нем. Ухватил подросток ведро, напялил его на голову залегшего у пулемета фашиста, вцепился в него. И покатились они вдвоем с ледяной покатости в сторону атакующих врага красноармейцев. Какой-то красноармеец и пырнул фашиста штыком…

Свирид Карпович вернул мне тетрадь Курганного капитана.

— Так вот… Кое-кто недооценивает случайностей. Однако они порой много значат в жизни человека. Я бы сказал, даже определяют, быть ему или нет. Так случилось и со мной. Надо же, бой заканчивался, наши, сломив оборону немцев, вперед уходили, а меня ранило. И кто, думаете, мне первую помощь оказал?.. Дуся Гончаренко. Случайно тут оказалась, подоспела с медсанротой. Дуся перед войной три курса медицинского кончила… Что после произошло, по сей день неизвестно. Но относительно ее судьбы, признаюсь, принимаю на себя вину немалую… Так-так! — словно в колокол бил Свирид Карпович, заметив мое недоумение. — Николай Васильевич рассказывал, что была у Бездольного и Гончаренко горячая переписка и самые крепкие клятвы любить друг друга до гробовой доски. Может, и быть бы им в супружестве, если бы не две войны одна за другой: сперва с белофиннами, затем с немецкими фашистами. Не сбылось у Дуси и Степана счастье… Только ли у них!

— А ваша вина в чем перед ними? — спросил я.

— Перед Евдокией Сидоровной моя вина, — помолчав, ответил он. — В большое волнение она пришла, когда я сказал о том, как погиб Кузьма Прохорович — отец Степана Бездольного. Немцы потребовали рыбу ловить для них, а он отказался. Так они ему каменюку на шею — и в Днепр. Сказала Дуся, мстить будет… В разведчицы уйти тут же решила… В самый тыл, значит, врага. После разные слухи ходили: якобы немцы разгромили партизанский отряд, в котором Дуся была. В плен ее взяли, и будто там и народился у нее ребенок. Да и о ребеночке ее — был он или не был? — слыхом не слыхать… А я вот думаю: не будь у нее со мной встречи, не знаю, остался бы я в живых, а она, может быть, была бы жива. Потому совесть моя и неспокойна. Разыскать хотя бы могилку Евдокии Сидоровны, тогда, быть может, не терзался бы так…

Он приумолк, что-то затаив в себе.

«Может быть»!.. Пожалуй, не найти в мире такого человека, который хотя бы раз в жизни не посетовал на это самое «может быть», у кого бы при том оставалась спокойной совесть. И у меня. Как часто я вспоминаю партизана Ястребка, нелепо погибшего лишь потому, что я не разбудил его, перед тем как подбитому самолету врезаться в землянку, где он лежал с закрытыми глазами.

Я вспоминаю о том с большим волнением.

Не знаю, как долго мы молчали, но, взглянув на Свирида Карповича, я увидел в его глазах что-то такое, из чего заключил: он не верит в смерть Евдокии Сидоровны. У меня с Ястребком не то, что у него с ней; если я видел гибель Ястребка, то у Цырулика — лишь слухи… Чтобы поддержать его, я постарался скрыть в себе свою скорбь.

— Все может быть, — сказал я. — Думать надо, нашлись у нее и другие, более веские причины для перехода к партизанам. Конечно, все мы хотели мстить фашистам. И каждый делал это, как мог. Но можно допустить, что для перехода в тыл врага у нее могло быть на то особое задание. И потом, давайте смотреть глубже: может, она и жива, но находится в таком состоянии, скажем, как Остап Митрофанович Оверченко.

— Так! — громыхнул голосом Свирид Карпович. — Остап Митрофанович!.. Воевал солдат…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Из тетради Н. В. Градова

«Воевал солдат. Били по нему из пушек, из пулеметов. Досталось и детишкам. И голоса их всюду слышались солдатам.

…Старшина Виктор Курдюмов — командир танка, который первым ворвался в село, — перед той атакой, забираясь в машину, сказал:

— Есть такие волны у человека! Они после войны непременно будут открыты учеными. Посылают эти волны людям такой сигнал, что аж сердце замирает.

Слышался якобы старшине призывный голос его маленького сыночка, будто тот ожидал отца именно в этом селе, которое мы должны были освободить от гитлеровцев. Невероятно! Ибо семья этого танкиста до войны проживала далеко от тех мест, где шли бои. О том я знал, поскольку уже не в первый раз корректировал огонь своей батареи из танка Курдюмова и был в дружеских отношениях с ним.

Скоро танкисты выбили немцев из села и на короткое время были переведены во второй эшелон. К еще не остывшим после боя машинам подбежали ребятишки. Они, точно горох, высыпали из погребов и землянок.

— Дяденьки! — кинулся к нам один мальчуган. — Хотя дом наш и разбит, да мамка припрятала в яме кусок сала. Для встречи с вами приберегла. Идемте к нам!

— А у нас курка одна от немца прибереглась, — стрекотал второй. — Яйцев нанесла. К нам идемте в гости!

— К нам!