Купавна

Захватывающее впечатление производит человек, когда, предварительно наслышавшись о нем, вдруг оказываешься с ним с глазу на глаз. Какой-нибудь скупой жест, интонация голоса открывают много больше смысла, чем самые подробные слухи. И Свирид Карпович увлек меня настолько, что я совсем забыл о Николае Васильевиче. Однако собеседник мой сам напомнил о нем:

— Издавна мы мечтали о такой жизни. Помню, приехал Николай Васильевич Градов к нам на побывку вдвоем со Степаном Кузьмичом Бездольным. Оба — командиры. А у Степана Кузьмича на рукавах красные звезды. Перед финской войной это было. Отец мой тогда колхоз возглавлял. И мне, как видите, спустя много лет, после многих других председателей, этот трон достался… Встреча запомнилась. Степан Кузьмич рассказывал о военной службе. А Николай Васильевич, помню, говорил о трудной жизни старого поэта из Суздаля. Будто тот поэт очень похож на Тараса Григорьевича Шевченко. Постойте… Кажется… Азаров…

— Иван Абрамович Назаров, — уточнил я. — Удивительно, как это вам запомнилось! Память у вас…

— Не жалуюсь! — подхватил Цырулик. — Как же?! Присутствовал тогда и дедушка Лепетюха. Помнил этот старикан жизнь еще при крепостном праве. А при нем известно, как людям жилось. Что у нас, на Украине, что в России. И доля того же Тараса Григорьевича… О, такое надо помнить на века, чтоб не повторялось оно. Вот так и я запомнил… Ну так вот, говорили они о новой жизни, к которой мы сейчас пришли. Мечтали, фантазировали, планы строили, как их претворить в жизнь… На рассвете Бездольный с Градовым повели нас, школьников, в военный поход. Мы пели песню о матросе Железняке…

Он замялся, устремляя взгляд на тетрадь в моей руке.

— Хо-хо! — вдруг громыхнул Цырулик, вкладывая в свое восклицание какой-то свой, непонятный мне смысл.

Я удивленно насторожился.

— Не может быть, чтобы Курганный капитан в своих воспоминаниях умолчал о том времени. Давайте полюбопытствуем.

Цырулик взял из моих рук тетрадь Градова с такой для меня неожиданностью, что я спохватился лишь после, когда она была уже в его руках. Вдруг наткнется на «умницу»! Но Свирид Карпович, точно заранее знал, открыл страницу, прямо относящуюся к нашему разговору о приезде в село Бездольного и Градова, начал читать.

Он читал, мерно ступая по мягкому ковру и слегка наклонив и выставив вперед свою бритую крупную голову; читал не торопясь, с паузами почти после каждой фразы, в каком-то взволнованном раздумье, словно бы говорил о чем-то нелегком, пережитом лично: