Купериада (СИ)

Итак, Лёва подымался непривычно рано - в начале десятого, Утренний туалет обычно отнимает у него полчаса, а к десяти он успевал ещё и умыться. После завтрака (все блюда обязательно предварительно пробовал специальный человек из органов, который с такой ответственностью подходил к делу, что на долю Левы доставалось немного) начинались занятия. Они подразделялись на три комплекса - патриотический, идеологический и практический. Первый был нацелен на слияние Лёвы с жизнью народа. Лёва пел под баян (как и все люди, не имеющие слуха, он делал это с особым удовольствием), учил наизусть Пушкина, Маяковского и Есенина, глубоко штудировал книги классиков реализма и соцреализма. Кроме того, он обучался питаться русским салом, что на всём протяжении отечественной истории считалось решающим критерием патриотизма. Как результат скудных завтраков, успехи Лёвы в освоении национального продукта были столь впечатляющи, что даже у самых ярых борцов с сионизмом не нашлось бы повода для упрёков. К сожалению, сало оказалось украинским, что имело последствия спустя несколько лет, но это уже иная история. Идеологический комплекс, который разбивался надвое обедом и послеобеденным сном, был буен и многообразен и отражал как традиции, так и свежие веяния надвигавшейся перестройки. Куперовский внимательно ((за этим следили) прочитывал свежие газеты (потом, когда всё кончилось, ему пришлось долго лечиться), смотрел информационные передачи (программу "Время" для него накануне записывали на видеомагнитофон и прокручивали три раза), учился отвечать на провокационные вопросы западных журналистов. Вопросы были те ещё, их на специальной "шарашке" сочиняли отборные осуждённые диссиденты, которым терять было уже нечего, но и ответы были не хуже - плод мозговой атаки будущих демократических лидеров, а тогда - сотрудников журнала "Коммунист" и идеологического отдела ЦК. Завершала комплекс особая дисциплина, которую вёл театральный режиссер из негласных сотрудников и которая была помечена в расписании загадочным термином "спецдвижение". Лёва на манекенах учился приветствовать генерального секретаря и членов правительства, говорить "поехали" и махать рукой (с макета ракеты-носителя в 1/2 натуральной величины). Много времени отнимала репетиция сцены "Прощание с матерью". Дело в том, что необходимо было подготовить и заранее отснять для телевидения два варианта: один - для случая благоприятного завершения экспедиции (в сдержанно-мужественных тонах) и второй - если финал окажется более печальным (в трогательно-героическом стиле). Маму из соображений секретности на репетициях изображала молодая и симпатичная чекистка из группы по работе с иностранцами, и это сбивало Лёву. То он не вовремя пускал в пространство героический взгляд, то проявлял неуместную пылкость в объятиях, а то вдруг корчил такую мину, какая ни в один сценарий бы не поместилась. Увидев это на Куперовском лице первый раз, партнёрша едва не лишилась сознания и долго заикалась. Но в конце концов девицу заменил усатый майор-грузин, и дело быстро пошло на лад.

Практические дисциплины были рассчитаны на внештатные ситуации, как то: посадка на территории потенциального противника (бег по пересечённой местности, самбо, правильное применение ампулы с ядом), разгерметизация корпуса (быстрый вызов Центра, ускоренное исполнение государственного гимна, краткое прощание о семьёй, партией и правительством), прекращение связи с Землёй (сильные ритмичные удары по корпусу рации, дозированное использование сленговых выражений), необходимость общения с напарником (узбекский язык: партнёром предполагался Устав Отразгильдяев из небольшого села Акча-Юк), невыход на заданную орбиту (быстрое выталкивание из корабля в нужном направлении всего лишнего, включая второго члена экипажа).

После ужина Лёва сочинял письмо маме с отчётом за очередной день. Ровно в десять он вставлял в магнитофон привезённую из дома кассету с любимой колыбельной и мирно засыпал под мамино пение. Ночью его никто не беспокоил.

Когда пусть не первые, но и не последние, а примерно сороковые-пятидесятые лучи утреннего солнца нежными прикосновениями прерывали сон Куперовского, электрический баюн вое ещё ненавязчиво шелестел вхолостую, будто где-то вдали некто бесконечно пересыпал с ладони на ладонь песок. Впрочем, маг был казенный.