Купидон

— Тома, не пыхти. Все будет хорошо. Не надо прожигать меня взглядом. Иного пути, попасть сюда, не было. Соревнования закрытые. Ты знаешь, каких трудов мне стоило, записать тебя сюда? У тебя же никаких показателей, ничего. Хорошо еще, что организаторша — женщина. Был бы мужик, ничего б не выгорело.

— О, могу себе представить! Весь вечер, бедняжка, трудился, над этой своей организаторшей! На кой, нам вообще понадобилось участвовать в этом?!

— Судья, Яковлев Петр Германович, приезжает всего на один день. Он нигде не останавливается. Вот так, утром прилетел, днем отсудействовал, вечером отвалил. И как, ты прикажешь его доставать? Так что, пока ты будешь прохлаждаться, я буду работать!

— Прохлаждаться?! Полтора километра?! Ни хрена ж себе! Сам бы и прохлаждался!

— В женском забеге?! Сама-то слышишь, что несешь?!

Мы орали, уже не сдерживаясь и переходя на личности. У меня сбилось дыхание, будто я уже пробежала эту дистанцию.

— Товарищ тренер. Вы думаете выводить своего самородка на старт? Все уже построились.

Мы заткнулись. Я недоуменно взглянула на подошедшего. Молодой парень, в бейсболке, обращался к Антонову.

— Товарищ тренер, — протянула я, — Боже ж ты мой. Кто б знал.

— Вали давай, — насупился напарник, — а то без тебя стартуют.

— О, как я расстроюсь.

Я поплелась к стартовой черте, у которой, ровной шеренгой выстроились четыре девушки. В коротеньких шортиках, облегающих маечках, подтянутые. И я, как заезженная кляча, с одышкой на втором метре забега. Скопировав стойку, примостилась рядом. Бегу под пятым номером. Прибегу пятым номером. Иного не дано. Прогремел выстрел. Старт дан. А я въехала, только когда участницы сорвались с места. Стартовать из согнутого состояния было очень неудобно. Поэтому я прежде разогнулась, осмотрелась и неспешно потрусила за остальными. И пусть мой «тренер», сгорит со стыда!

Я не знаю, сколько прошло времени, но ощущение, что целая вечность. Меня успели дважды обогнать все участницы, и, я так понимаю, финишировать. Ничего, если я доберусь, это будет мой личный рекорд. Ноги уже не слушались, грудь горела, воздух в легкие врывался со всхлипом. Я вся вымокла. Волосы липли к потной коже, раздражая ее, отчего все щипало. Когда перед глазами поплыли темные круги, я поняла — это конец. Нога цепленула другую, и я неуклюже растянулась прямо на дорожке. Возле меня засуетились, под нос сунули, вонючую дрянь. По щекам стали знакомо молотить.

— Антонов, ты мне сейчас мозги вышибешь.

— Сомневаюсь, что у тебя там, вообще что-то есть.

— Там, не знаю, а вот что есть в желудке, сейчас все выйдет. Меня тошнит.

Боже, как же плохо! Еще эти люди, шум. Домой хочу! Тишины!

— Так, все разойдитесь! Сам разберусь! — Антонов взял командование. И меня. На руки.

Фактически бегом вынес меня со стадиона. Через пару минут, мы ехали домой.

— Как все прошло? — не могла не поинтересоваться я.

— Ты была великолепна.

Издевается, зараза.

— Я не об этом. Ты все отдал?

— Конечно. Я ведь, не ты. Все довожу до конца.

— Угу. И если так пойдет и дальше, то в конце останется только один.

— Не волнуйся, тебя я тоже доведу до конца. Со всеми удобствами.

Ууууубьюууууу… .

Глава 16

  «Ночное рандеву на бульваре роз,
  Ночное рандеву, в фейерверке грез…»

Двадцать семь раз. Ровно двадцать семь раз за последние два часа. Если он поставит эту песню еще раз, плюну на собственную неконфликтность, прописанную в характеристике, и пойду разбираться. Скандально, с вызовом милиции, и пеной у рта.

Глянула на часы. Стрелки дружно сошлись на тройке. Через четыре часа вставать. Послал же Бог соседа. И почему молчат остальные? Или я одна, не могу заснуть этой ночью?

«Приходите в мой дом, мои двери открыты.

Буду песни вам петь и вином угощать…»

Щаз как зайду! Ну, Антонов! Ну, полуночник! Спасибо, хоть репертуар сменил.

Ни ватные тампоны в уши, ни подушка на голову, ничего не помогает.

Ладно, схожу. В конце концов, ну что он мне сделает? А я ему? Это вопрос.

И отношения ухудшать не хочется. И, все же, нужно их выяснить.

Халат, тапки, взгляд в зеркало, куртка, шапка. Или, все же, обойтись как есть? Увидит, помятую и встрепанную, может, совесть взыграет? Скорее, у меня взыграло воображение. Он ведь, еще, может не открыть, под дверью придется постоять. Тапки прочь. Сапоги. Вперед.

Не угадала. Дверь открыта, валит дым сигаретный, аж в глазах режет. С кухни доносится женский смех и звон чокающихся бокалов. Он не один. Не подумала. Сходить переодеться? Еще чего! Щаз как выскочу! Как выпрыгну! Пойдут клочки по закоулочкам. Угу. И завтра придется брать больничный.

Музыка гремит из зала. Заглянем. Ну, ничего себе! Напарник спит сном праведника на диване. А рядом сидит какая-то девица, смолит как паровоз, и периодически толкает в бок Антонова, в тщетной попытке добудиться. Наивная. И, видимо, притомившись, ложится рядом, трогательно приобняв его за плечи. Я, прям умилилась. Какая идиллия!