Купленная невѣста

Мечта Ивана Анемподистовича Латухина сбылась. Надя сдѣлалась его невѣстой, невѣстой полноправною, свободною. Дней пять тому назадъ, Шушеринъ принесъ ему и торжественно вручилъ „вольную“, совершонную въ палатѣ гражданскаго суда, отъ гвардіи поручика Павла Борисовича Скосырева на имя крѣпостной его, Скосырева, дѣвки Надежды Игнатьевной Грядиной. Въ ноги поклонился Иванъ Анемподистовичъ Шушерину, принимая эту бумагу, тотчасъ же заплатилъ ему условленную сумму денегъ и передъ образами побожился, что устроитъ и выведетъ въ люди его племянниковъ.

Запировали и загуляли всѣ въ домѣ Ивана Анемподистовича. Прислугѣ и прикащикамъ были выданы подарки, харчи во всѣ эти дни отпускались по-праздничному, стряпуха, съ приглашенною помощницей, съ утра до ночи пекла, варила и жарила, а Маша и созванныя гостить подруги ея шили невѣстѣ приданое. Въ горницахъ Ивана Анемподистовича сидѣли, чинно бесѣдуя, старушки, родственницы и знакомыя его матери; въ свѣтелкахъ пѣли съ утра до ночи дѣвушки, подруги невѣсты и Маши, а вечеромъ каждый день собирались гости, то на „сговоры“, то на „помолвку“, то просто на „дѣвичьи вечера“ невѣсты. Надя разцвѣла и еще больше похорошѣла. Стыдливо держась съ подругами при гостяхъ, она бросалась на шею желанному жениху, когда оставалась съ нимъ вдвоемъ, а то плакала, то смѣялась отъ радости.

— Милый ты мой, желанный, хорошій, да неужели всѣ горя наши кончились, и я свободная, вольная? — говорила она.

— Вольная, Надюша, какъ птичка вольная! — весело отвѣчалъ Иванъ Анемподистовичъ. — Вотъ она, бумага-то, въ ларцѣ у меня лежитъ.

— Покажи мнѣ ее, покажи, Ваня, я еще разокъ хочу взглянуть на нее.

— Гляди, Надюша. Вотъ она. Вотъ гербъ государственный, вотъ печать, номеръ, а вотъ подписи господъ начальниковъ и судей. Въ книги казенныя записана эта бумага, а книги прошнурованы, печатью скрѣплены.

— Голубчикъ, стою-ли я того, что ты за меня перенесъ, что денегъ переплатилъ? — спрашивала Надя, ласкаясь къ жениху.

— Ужели не стоишь? Кабы не стоила, не платилъ бы.

— Бѣдный ты мой! Другіе берутъ невѣстъ съ приданымъ, на возахъ за невѣстами то добра привозятъ, а ты безприданницу берешь, да еще и деньги за меня платишь!

— Приданое тебѣ господинъ Скосыревъ дастъ...

— Твоими то деньгами?

— А, что толковать объ этомъ! Не приданое мнѣ нужно, Надежда, а человѣкъ, другъ на всю жизнь, а ты ли мнѣ не другъ? Не видалъ я краше тебя человѣка на свѣтѣ, да и душа у тебя свѣтлая, сердце золотое. Охъ, ты, ласточка моя, голубка бѣлая! Купилъ я тебя и ужь никому не отдамъ, попала изъ неволи въ неволю, изъ огня въ полымя. Увидишь, какой я есть человѣкъ!

Порой темная думка налетала на счастливаго жениха и туманила его свѣтлую радость, подумывалъ онъ о подлогѣ, который они совершили, помѣщика обманули, но онъ гналъ эти думы и вспоминалъ успокоительныя рѣчи Шушерина.

— И не думай объ этомъ! — говорилъ Шушеринъ. — Благо дѣло сдѣлано, вольная выдана, а тамъ и думать нечего. Обвѣнчаешься — и дѣлу конецъ. Надо тебѣ было бы послѣ вѣнца къ Павлу Борисовичу на поклонъ съѣздить, съ визитаціей, какъ промежду господъ говорятъ, ну, да мы этого не сдѣлаемъ ужь, скажемъ, что молодая де захворала, а тамъ, сейчасъ же послѣ Пасхи, баринъ заграницу уѣдетъ, да и забудетъ тебя съ твоей Надей. Благо, что тайну нашу знаютъ только люди близкіе, не выдадутъ, а какъ обвѣнчаешься, такъ и дѣлу конецъ, не развѣнчаютъ, а обманъ Павелъ Борисовичъ проститъ, коли и узнаетъ. Да и не узнаетъ, вотъ что главное. Нешто ему до насъ! У него и самого зазноба теперь на умѣ, а въ мысляхъ — уголовщина.

Шушеринъ пріятельски повѣдалъ Латухину все, что дѣлалось у Павла Борисовича. А дѣлалось тамъ вотъ что: раненый Черемисовымъ помѣщикъ Коровайцевъ скончался и передъ смертью принесъ на гусара жалобу не за нанесеніе раны, которая была вызвана насиліемъ его, Коровайцева, и оскорбленіемъ офицерской чести, а за то, что гусаръ похитилъ у него жену, увезъ ее силою, укралъ. Не дождавшись рѣшенія на принесенную жалобу, Коровайцевъ умеръ, но дѣло пошло своимъ путемъ, и Черемисовъ былъ арестованъ, сидѣлъ на гауптвахтѣ и отписывался на запросы и справки. Онъ и не подумалъ даже вмѣшивать въ дѣло Павла Борисовича, а отвѣчалъ, что жену дворянина Коровайцева увезъ самъ, полюбивъ ее, а о настоящемъ ея мѣстопребываніи ничего не знаетъ. Самъ Павелъ Борисовичъ увѣдомилъ тогда слѣдственную по этому дѣлу коммиссію о томъ, что вдова убитаго Коровайцева находится у него, что въ похищеніи ея онъ принималъ дѣятельное участіе и что Катерина Андреевна Коровайцева желаетъ вступить съ нимъ въ бракъ. Получивъ это увѣдомленіе, коммиссія по дѣлу о корнетѣ Ахтырскаго гусарскаго полка Черемисовѣ списалась съ палатой уголовнаго суда, и палата предала суду отставного гвардіи поручика Павла Борисовича Скосырева и вдову дворянина Коровайцева, — перваго за насиліе, учиненное надъ замужнею женщиной, а вторую — за побѣгъ отъ мужа. Вмѣшалась консисторія, и дѣло заварилось и затянулось на долгіе года, какъ водилось тогда; цѣлыя стопы, цѣлые воза бумаги должны быть исписанными по этому дѣлу.