Куплю жену. Дорого

– Окажите любезность, сосредоточьтесь и в деталях припомните свой дом, – наконец деловито обратился к спутнице Матиас. Чем бы он ни занимался, дела он закончил.

– Детально… Боюсь, – тяжко вздохнула Августа, – я не смогу. Слишком много лет прошло.

– Так-то вы любите родственников! – в очередной раз уколол Матиас. – И совсем не рады их повидать.

– Деньги у вас? – излишне резко, желая пресечь словесное избиение, поинтересовалась Августа. – Если нет, наше путешествие бессмысленно. Воскресшая дочь не отменит оплату кредитов.

– У меня. – Матиас похлопал ладонью по карману. – Равно как лекарство. Его делал сам королевский лекарь.

Наверное, Августе следовало изумиться, выказать бешеный восторг и не менее жгучую благодарность, но она лишь назвала конечную точку путешествия:

– Вейн.

Матиас кивнул и взял Августу под руку. Другой он коснулся камня в серебряной оправе. В следующий миг у Августы заложило уши, и ее засосало в гигантскую дыру. Однако испугаться она не успела. Через считаные мгновения, щурясь от яркого, уже припекавшего солнца, Августа стояла посреди Рыночной площади. Сейчас она пустовала, только пара забытых лотков напоминала о ее предназначении.

Возле питьевого фонтана валялась пятнистая свинья.

Булыжник щерился острыми краями, кое-где и вовсе выпал. Августа улыбнулась. В детстве она любила собирать мелкие камушки, делала из них талисманы. Где-то на чердаке прежнего родительского дома, наверное, сохранилась коробка с ее «секретиками»: бумажными розами с коробок конфет, яркими фантиками, кусочками разноцветного стекла. Все это казалось тогда Августе волшебством. Когда она успела разучиться радоваться обыденным вещам?

По ту сторону Рыночной площади все так же зазывал на кружечку пива кабачок старого Роджера. Рядом с ним блестела окнами двухэтажная гостиница. Еще одна, для более взыскательной публики, занимала небольшой особнячок в квартале отсюда, возле ратуши. Видимо, там остановится Матиас – не на свинью же у поилки ему любоваться!

– Куда?

Прежде чем Августа успела возразить, помешать, Матиас подхватил ее саквояж.

– Вы не собирались со мной нянчиться, – припомнила она былые слова.

– С такой дорогой, – Матиас брезгливо расшатал булыжник носком ботинка, – и тяжелой сумкой вы переломаете ноги. Считайте жестом доброй воли.

Августа не нашла что возразить, хотя она предпочла бы прогуляться одна. Дело вовсе не в Матиасе – ей не хотелось, чтобы кто-нибудь видел нынешнее пристанище Дзиртов. Некогда они обитали на Королевской улице, гуляли по единственному на весь город бульвару и пили кофе в кондитерской, а теперь скатились до переулка возле пивных складов. Там было грязно, темно, а по ночам бегали крысы. Каждый год мать с улыбкой говорила сначала мужу, потом детям, что это временно, нужно потерпеть, скоро они выкупят закладную и вернутся в прежний дом. Однако не бывает ничего более постоянного, нежели временное, и пару лет назад пришлось заложить даже это убогое жилище.

До места добирались в полном молчании. Матиас тактично предоставил Августу самой себе, хотя пристально следил за ее лицом. От него не укрылась тоска, с которой она глянула на яркую вывеску какой-то лавки. Сейчас там торговали чаем, но несложно было догадаться, кому она принадлежала прежде.

Все дальше и дальше от роскоши, все ближе и ближе к окраине…

Наконец возле таверны «Сладкая булочка» Августа свернула направо, в узкий переулок, выходивший еще в один, складской, и остановилась у второго дома с покосившимся крыльцом. Некогда кирпичное здание было выкрашено в зеленый цвет, но с годами штукатурка осыпалась, то здесь, то там обнажив кладку. Входная дверь покосилась и тоже нуждалась в починке, равно как кривой водосток, обрывавшийся посредине первого этажа. Однако владельцы дома, как могли, старались поддержать уют. Матиас заметил цветочные горшки в окнах, затейливый ящик для писем. Очевидно, в него давно не заглядывали: из прорези торчала добрая четверть пухлого конверта. Поколебавшись, Матиас вытащил его и передал Августе.

– Решение суда, – едва глянув на обратный адрес, упавшим голосом пробормотала она и выкинула конверт в бочку для дождевой воды.

Августа боялась браться за дверной молоток. Ее страшила мысль, что дом заняли чужие люди. Кусая губы, пытаясь унять охватившую ее панику, она упрямо мысленно повторяла: «Ты успеешь». Затылок буравил взгляд Матиаса. Странно, именно он придал ей сил.

Эхо от дверного молотка гулко разнеслось по дому.

Августа сжалась в тугой комок. Может, просто разыгралось воображение, а может, дом действительно пуст.

Минуты ожидания стерли нервы в порошок. Августа готова была уже забыть о приличиях, забарабанить по доскам кулаками, когда дверь наконец открылась. На пороге стояла Ирма Дзирт.

Августа толком не могла понять, жива ли или превратилась в бесплотный дух. Она даже дышать перестала. Тело окоченело, зрачки расширились, полностью заполнив радужку.

Мать походила на живой скелет, серый, как ноябрьское небо. Черное траурное платье болталось на острых плечах. Взгляд потух, волосы поседели, а ведь ей не было и пятидесяти…