Царские врата в этот раз были открыты. Батюшка отпевал с трудом, голос его прерывался. У него самого малышка-дочь и жена беременная… А на меня нашло полное спокойствие, и вдруг в какой-то момент поняла я, что душа мальчика тут, в храме, и ангелы с ним тоже тут, и ликование родилось в душе! Вся усталость, что накопилась с утра – исчезла, стало легко. Мне так хотелось сказать всем – не плачьте, он в Раю, он вас всех видит, ему хорошо! Молитесь за него, а он будет молиться за вас!
Люди стояли, наклонив головы, плакали. Но что-то, видимо, коснулось их душ. Потому что не было рыданий, а царило тихое горе, что сплотило всех. Крестились мало, и вряд ли до смерти малыша эти люди ходили часто в храм. Теперь придут, он их привёл, собрал в родственный венок.
Всё закончилось, все ушли. Тишина стала другой, таинственной, полной смысла. И совершенно необъяснимой, как ни старайся.
Николаевна и Николаевич
Отпевания, отпевания… Вчера, когда дежурила напарница моя, было пять отпеваний! У меня четыре. Да, пятое – заочное…
Вроде и привыкли мы уже, встречаем, оформляем, обряжаем, провожаем, а всё равно иной раз так сердце защемит – сил нет.
В моё дежурство наш настоятель приехать не смог, прибыл отец С., очень проникновенный. И слово сказал напутственное, и отпел искренне, от души. Первое, второе, и вдруг сразу две машины подошли. Покойник и покойница, Николаевич и Николаевна. Мы привычно поставили две лавочки, и работники морга вмиг занесли старичка. Думали, и бабусечку тоже занесут, ан нет. Появилась рассерженная дочь усопшей:
– Мы договаривались, чтобы отдельно отпевать!
– Тогда подождёте, минут тридцать-сорок? – спрашивает батюшка.
– Нет! У нас всё расписано!
Назревал скандал. Отправилась я с другой стороной договариваться. А они смиренные такие, согласились уступить. Рабочие ворчали, вынося гроб с дедушкой из храма, в машину. На улице мартовский пронзительный ветер, гололёд, не погуляешь просто так… Жаль их было, а что сделаешь?
Отпевание бабушки Николаевны было явственно тяжелым. Напряжение никак не растворялось. Родственники стояли не шелохнувшись, и только один молодой человек изредка крестился и вытирал глаза.
После напутственного слова батюшка вдруг коротко рассказал притчу о женщине-хананеянке, которая вымолила у Христа беснующуюся дочь благодаря своему смирению… Сказал, что за смирение Господь даёт благодать…
Вышли они монолитной толпой, увезли свою Николаевну… Хмурые рабочие занесли дедушку. Тихо зашли родственники.
– Вы не грустите, – сказала я родным: – Вы ему сейчас такой подарок сделали! Потерпели за него!
Пожилая женщина протянула старые очки, с двойными лупами:
– Положите в гроб ему…
– Зачем?
– Ну как же он там… Без очков…
– Там ему они не нужны, – ответила я, – там слепые прозревают, горбатые выпрямляются, безногие бегают! Оставьте себе на память о нём! Правда, батюшка? – повернулась к подошедшему священнику.
– Да, – ответил он, – а очки можете отдать кому-нибудь.
– Нет… – женщина прижала очки к груди и отошла.
Замечательное отпевание было, у меня даже ком в горле стоял… Упокой, Господи, Николаевича… И Николаевну…
Купола в окне
Вчера, десятого мая 2019 года, трудилась в храме, вместо заболевшей Виктории. Было отпевание нестарой женщины, она умерла после третьего инфаркта, и выражение лица её было таким радостным, что не вязалось с выражением лиц окружающих её людей.
Мне Валентина не раз говорила:
– Я не смотрю в лицо покойникам.
А я смотрю, словно стараюсь прочесть – как им Там… В первое время после похорон мужа мне постоянно хотелось сказать усопшим: «увидите там Леонида – скажите ему, что я его очень люблю и скучаю».
Бывают совсем измученные лица, обезображенные болезнью, высохшие, словно это не человек, а мумия неодушевлённая. Иной раз увидишь лица светлые, чистые, с радостными эмоциями, порою – просто лики… Очень старые люди такими красивыми бывают, что ахнешь…
Вчера, пока шло отпевание, пришёл молодой человек, гладенький и нарядный, словно свежий кабачок. Сказал, что хочет заказать заочное отпевание. Сразу же спросила, почему не очное, почему не помолиться за усопшего в храме над умершим?
Он заявил с некоторым вызовом:
– Я неверующий.