Купола в окне

Проверили бумаги старушки дома, оказалось, что она взяла большой кредит. Но денег нигде не было. В доме не появилось ни одной новой вещи. Ни подруги, ни соседи тоже ничего не смогли сказать.

– Зачем тебе были нужны деньги, мама? Куда они девались? – плакала дочка.

Но мать молчала.

Пришёл наш батюшка, и старушка исповедовалась, говоря с трудом, едва слышно. Что рассказала, и сообщила ли что-то священнику – мы никогда не узнаем. Известно только то, что батюшка спросил, раскаивается ли она в смертном грехе – попытке самоубийства. Она кивнула головой, из глаз посыпались слёзы.

На следующий день старушка умерла, унесла с собой тайну больших денег. Будут ли родные подавать в суд, расследовать – неизвестно. История, покрытая мраком…

Для нас главное, что скончалась, примирившись с Господом.

Успел

Зашёл в храм немолодой человек. Высокий, прямой, худощавый. Ничего в нём не было примечательного, разве что большой живот, неестественно выпирающий при его худобе, и бледное лицо, с желтовато-зеленоватым оттенком.

Он купил пачку больших свечей, а потом обратился ко мне.

– Мне нужно с Вами поговорить, – голос был спокоен и серьёзен, – мне осталось жить пару недель. Что я должен успеть сделать перед смертью?

Я, от неожиданности, заволновалась.

– Вам нужно исповедаться и причаститься. Следующая Литургия – в воскресенье, через неделю. Самое главное – возьмите тетрадку, ручку, и напишите генеральную исповедь. За всю жизнь, с семилетнего возраста. Припомните, кого обидели, на кого обиделись сами. Кому причинили зло, ущерб… Каждый грех – словно камень. Зачем Вам ТАМ – чемоданы, набитые камнями? Оставьте их здесь, не забирайте с собой.

– Хорошо, – глухо проговорил человек, – вот свечи, зажигайте их каждый день, по одной, пока я не приеду. И помолитесь за меня… Я живу в деревне, сам за рулём. Я приеду, если буду жив.

Мы с напарницами каждый день затепливали свечи, поминали его в молитвах. И он приехал.

В руках была не тетрадка, а один листочек. И исповедь его было не слишком длинной. Он причастился и уехал домой.

А через неделю приехал его сын, договариваться об отпевании. И впервые в жизни, услышав о смерти человека, я… обрадовалась. Конечно, не кончине страдальца, а тому, что успел покаяться и причаститься. Успел!

Плачу и рыдаю

Я прихожу домой, а в голове звучат церковные песнопения: «Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть…», «Бога человекам невозможно видети, на Него не смеют Чини Ангельские взирати…». Поётся, и на душе тихо и торжественно.

Сегодня снова было отпевание. Женщина довольно молодая, полная, с многоскладчатым подбородком и расплывшимся спокойным лицом. Дедок и старушка льнули ко гробу, держались за него, без конца что-то поправляли на усопшей… И батюшка не выдержал, прервал службу: «Оставьте усопшую в покое. Чего вы её теребите?».

Дедок всё коротко вскрикивал, старушка уговаривала не кричать. Усопшая, инвалид, диабетик, была, видимо, для них светом в окошке, они явно не могли поверить в её смерть. Уходя, старушечка допытывалась у меня, можно ли положить в гроб очки умершей. Я ответила, что ТАМ они ей ни к чему, а тут как память останутся… Но ответ её не устроил. Так и ушла, неспокойно оглядываясь…

Оплатить требу осталась молодая женщина, пропахшая табаком. Рядом переминался вертлявый молодой человек, где-то я его уже видела. Я сказала, что за панихиды на весь год, за сорокоуст и прочее в лавку подают тысячу рублей, за свечи – отдельная сумма, а за само отпевание жертвуют на храм сколько смогут, цен нет. Она подала две тысячи, взглянула на вертлявого, он кивнул головой. И тут я его вспомнила. Он из ритуального агентства. Они говорят клиентам, что устроят отпевание, и люди уже жаловались, что, якобы, уже оплатили отпевание в ритуальной конторе, а в церкви ещё тянут из них деньги. Ну тогда и «отпевали» бы в конторе, а не везли в храм… Вертлявый и помолился бы…

Несчастным покойным, конечно, не до того, сколько и кто пожертвует за чин отпевания… У них ТАМ свои проблемы, более серьёзные. Ждут мытарства, на каждом банды бесов будут пытаться присвоить драгоценную душу себе… Усопшему нужна молитва, молитва… Если бы этим занялись родные в храме, по пути на погост, у могилы, на поминках, дома в тягучей тишине…

Покойников я не боюсь и не брезгую. Спокойно устраиваю венчик на лбу, укладываю крестик и иконку… Но на днях затрясло – отпевали молоденького мужчину, двадцати трёх лет от роду… Отравился водкой, уже третий за новогодние праздники… Лежит как живой… От мамаши разит перегаром за версту, и услышала только одно, бесстрастное: «Натворил-то чего…».

Мало кто плакал, толпа молодых заполнила храм… Поговорила с ними, о том, чтобы рюмку водки с хлебом не ставили на поминальный стол, а зажгли бы свечу перед иконкой и помолились бы за усопшего… Сказала о мытарствах… Один юноша хмыкнул: «Интересное мировоззрение…». Но, впрочем, беззлобно. Ему, похоже, вправду интересно было поговорить на эти темы, но времени не было. Успела сказать: «Фильм видели «Живой»? Там кое-что есть, над чем стоит подумать… Найдите в инете…».