Купола в окне

Прихожанка смутилась и быстро отошла. А вечером, дома, набрала я в инете "Приметы и суеверия на день Иоанна Крестителя". Чего только там нет! И хлеб непременно надо разламывать руками, и не сметь яблочко разрезать – а вдруг кровь потечёт(!!!), и варить нельзя, и круглые тарелки ставить на стол не положено, и красное не есть… Дурдом отдыхает. А в конце лукавые пишут всё-таки: "В приметы верят далеко не все, хотя предосторожность не помешает.

Русская православная церковь не поддерживает суеверия народа, но велит придерживаться строгого поста и обращаться с молитвами к Богу". Ну это так, мелкими буковками, между прочим.

Вчера, после отпевания в храме – очередная атака суеверия. Незадолго до окончания отпевания мужчина вышел из храма, вернулся, запыхавшийся, с пакетом в руке. В полупрозрачном пакете просматривались тапочки и пачка сигарет.

После того, как батюшка высыпал на покрывало освященную землю в виде креста, человек, естественно, ринулся ко гробу, дабы сопроводить покойного в мир иной тапочками и куревом. Батюшка успел его остановить.

Гроб благополучно закрыли, вынесли из храма. А священнику пришлось потратить ещё немало времени, чтобы объяснить родным, что нужно молиться за душу усопшего, и раздавать милостыню, которую Господь вернёт их умершему в виде духовной милостыни....

Но чему удивляться, если на сайтах ритуальных услуг можно встретить советы положить в гроб расчёску, часы и сигареты!

Совсем недавно перед тем, как закроют гроб, прямо на белоснежное покрывало, что закрыло усопшую, родственник водрузил палку:

– Это её палка! Как она ТАМ без неё?

Батюшка пытался вразумить, но куда там. Поэтому махнул рукой – закрывайте!

Ещё случай. До отпевания решено было родственниками, что прощаться будут на кладбище. Закончилось оно, и у открытого гроба, усыпанного цветами, столпились люди. Вдруг одна пожилая женщина положила на усопшую тысячу рублей.

Священник сказал ей:

– Зачем? Отдайте лучше нищим, или нуждающимся!

Та забрала деньги, но нет уверенности, что снова не сунула в гроб, только незаметно.

Такое происходило не раз. Обычно сыплют в гроб монеты. Суеверие превращает человека в зомби, отключает мозги и логику. Кто-то что-то сказал, и страшно не исполнить. Слушают нашептывающих, а священника – нет. Гордыня и суеверие рука под руку идут.

Голубь

В храм заносят гроб. Его сопровождает чёрная толпа, и в шуме стучащих каблуков и шаркающих туфель слышится хлопанье.

Голубь! Летит над гробом, потом взмывает вверх и устраивается на окне. Окна в храме – высоко, по обычным меркам – на втором этаже.

Кто-то в толпе проговаривает возвышенным тоном:

– Это её душа воплотилась!

Всё отпевание голубь сидит на подоконнике, на самом краю, выгибает шейку, посматривает вниз круглым глазом.

Батюшка, проводив гроб, возвращается со словами:

– Эта женщина очень любила голубей, к ней на подоконник их много слеталось. Вот, проводил один…

На этом миниатюру о голубе можно закончить. Позже именно до этого места рассказывала знакомым, как чудесно проводил голубь свою хозяйку, без подробностей. Все умилялись.

Но история так быстро не заканчивается.

После отпевания пытаемся с батюшкой выгнать голубя. Птица усаживается на Царских Вратах. Батюшка шугает его оттуда какой-то палкой. Голубок перелетает на перила клироса, что на втором этаже, где на службах поёт хор. Батюшка поднимается по крутой лестнице, голубь возвращается на Царские Врата. Это повторяется три раза. Хорошо, что птица в алтарь не залетает, курсирует от Врат до клироса и обратно…

Я пытаюсь не пустить голубя на Врата, завернуть к выходу. Двери в храм широко распахнуты, оттуда льётся тёплый вечерний свет. Но, едва голубь срывается с места, как в свете появляется синяя тень, кто-нибудь да возникает на пороге, и голубь пугается, разворачивается, делает круг, усаживается на прежнее место.

Наконец, налетавшись, взмывает к паникадилу – высоко подвешенной церковной люстре. Там его уже никто не может достать. Батюшка, уставший донельзя, уходит. Ему ещё нужно заехать в епархию, а потом – вечерняя служба в кафедральном соборе…

Мне тоже пора закрывать храм, но… Поднимаюсь на второй этаж, на клирос. Так и знала – книги и ноты изгажены… Да уж, «душа умершей». Чего только не придумают! Душа сейчас где-то на пути к Страшному суду. А голубь – он и есть голубь. Молодая птичка, мозги с горошинку…

Голубь устроился на узорной макушке паникадила и уже задремал, но, узрев меня, встрепенулся, смотрит с безопасного расстояния. Храм озарён жёлто-оранжевым светом.

Ладно – книги, я их сейчас почищу, а если всё-таки в алтарь залетит? Беда… Спускаюсь вниз, беру ворох салфеток, сухих и влажных, и большой белый шарф. Снова карабкаюсь по крутой лестнице… Это крылатое чудовище сидит, смотрит. Начинаю махать шарфом и шикать. Минут двадцать машу шарфом, то так, то этак, захожу с разных сторон. Молюсь…

Надо сказать, что потом два дня рука болела в плече – так намахалась. Голубь, обеспокоенный мельтешением шарфа, наконец–то срывается с паникадила и пикирует вниз, в тёплый поток света. Ура.