Купола в окне

Сегодня день выдался не из лёгких. Было три отпевания подряд, и ходить пришлось много. На улице жара, в каменном храме прохладно, если не сказать больше. Вышла на улицу – голова закружилась, подействовал перепад температур. Стала закрывать железную дверь на ключ, чтобы отлучится ненадолго, а замок заклинило.

Мучилась-мучилась, и оставила храм незапертым. Обратно возвращалась почти бегом. В храме всё было спокойно. Следом за мной поднялся по ступенькам дед с палкой. Он года два назад похоронил жену и ходит к нам в храм как на работу. Говорит, что здесь легче ему, чем дома, тоска не давит…

Я его попросила не уходить сразу, а подождать меня – почищу подсвечники, долью масла в лампады, протру иконы, и он поможет мне закрыть железную дверь. Он согласился, но не успела взяться за работу, как в храм решительно, не снижая скорости, зашла женщина в таких грязных футболке и трико, словно недавно лежала на земле. Волосы торчали копной. Видно было, что они давненько не мылись и не расчёсывались, и тоже основательно повалялись в дорожной пыли.

Женщина шла, не разбирая дороги, и я рванулась за ней – преградить вход на солею. Она подошла к иконе, я застыла неподалёку. Она перешла к другой – я сменила позицию, не теряя её из вида.

Женщина развернулась:

– Чё ты ходишь за мной? Пошла отсюда!

– Нет, – ответствовала я.

– Что?? – взревела потрёпанная жизнью, и ринулась ко мне, но тут в боевые действия вступил доблестный дед с палкой. Он разразился воспитательной речью, что так нельзя, и она должна понять, где находится.

Помятая отправилась в угол, где стала прихорашиваться, глядя в икону. Я не выдержала:

– Зеркало нашла?

Она ринулась ко мне, замерла, глядя с ненавистью:

– Я тя щас ударю!

– Попробуй! – ответила я, – Шла бы ты отсюда, а? По-хорошему прошу! Пьяным нельзя в храме.

– Я не пьяная! Мне два укола поставили!

– Ну хорошо, два укола. Иди, а? Иди с миром!

– Не пойду, я молиться пришла!

Мне вдруг стало жаль её, но к жалости примешивались страх и тревога. Это мне молчать надо, и молиться! И не допустить, чтобы она ввалилась в алтарь.

Я переместилась к незапертой боковой алтарной двери. Заняла заградительную позицию, и тут только с сожалением вспомнила о «тревожной кнопке», что мирно «загорала» где-то в шкафу, на чёрном брелке, совершенно безвредная в этой ситуации.

Помятая закрутилась по храму. Далее шло как в страшном сне. Женщина то приближалась ко мне, то отскакивала. Подскочив в очередной раз, крепко толкнула меня, и я едва не упала, удержала равновесие, сделав несколько шагов. Дед воскликнул что-то и, сев на лавочку, подслеповато щурился в телефон, пытаясь вызвать милицию.

Женщина отбежала в угол, а я в открытые двери увидела больничного охранника в синей форме. Рванула к выходу, окликнула его и вернулась на свой пост у алтарных дверей.

С охранником, что контролирует территорию больницы, всё решилось быстро.

– Я её вывести не могу, не имею права, – сказал он, – но погодите, не вызывайте охрану, она сейчас уйдёт.

Помятая остепенилась. С показной серьёзностью начала изображать на себе невесть что, замирая перед иконами. Типа крестилась. Ещё немного, ворча, пошаталась по храму и покинула его, наконец… Охранник вышел следом.

… Долго я не могла прийти в себя, дед тоже. Потом прибралась, поставила храм на сигнализацию, и мы вышли на улицу.

Дверь закрылась на удивление легко, и помощь деда не понадобилась.

Батюшке я вряд ли решусь рассказать эту историю, он сразу строго скажет: «А красная кнопка на что???».

Он прав! Надо брелок на стол положить, в зоне видимости.

А ещё я думаю о замке… Он заклинил, и я оставила деда. Без него… Страшно подумать… Тоже натерпелся, болезный…Хорошо, что охранник вовремя появился…

Ещё бы с этой помятой нормально поговорить, если зайдёт трезвая. Если зайдёт.

Вздрогнула

Мода на разноцветные ногти не проходит. Они и глянцевые, и с узорами, и с блёсками…

Но самый впечатляющий маникюр увидела, когда в храме обряжала покойницу. Отвернула покрывало, и вздрогнула. На зеленовато-белых руках красовались чёрные когти.

Когда вкладывала крест в руку, мои собственные руки не тряслись, но мысль была – как же ты в таком виде ко Господу пойдёшь? Да, знаю, Господь смотрит на душу, а не на ногти, пирсинг в разных местах и тату по всему телу. И всё-таки, всё-таки…

О суевериях невероятных

Зашла 11 сентября женщина благопристойная в храм, говорит:

– А ведь сегодня нельзя ничего резать ножом, особенно круглое что-то.

Я так и замерла с ножом в руке, только что собрались мы нарезать на кусочки большую просфору. Даже смешно стало. Говорю:

– Вы знаете, что это суеверие?

А напарница моя по церковной лавке продолжила:

– У нас священник был, старенький. Он однажды с амвона сказал: вы что думаете, что арбуз и голова Иоанна Крестителя – это одно и то же? А кухонный нож – всё одно что меч, которым усекли голову?! Боитесь примет, сидите на лавочке, а своими острыми языками половину села перерезали!