Куприн

Так как он не узнавал знакомых в лицо и часто говорил с посетителями недружелюбно, то постепенно все от него отстранились. Сохраняла ему верность лишь троица — старый беллетрист Борис Лазаревский, почти ровесник Куприна, поэт Михаил Струве и журналист Владимир Унковский. Вечером, когда наконец библиотека пустела и снова превращалась в столовую, в наступившей тишине Куприн выбирался из своего укрытия. Заходил Лазаревский, одинокий, неопрятный, жадно набрасывался на еду. Изредка бывал ещё молодой писатель Николай Рощин. Он шёл пешком из пригорода и помогал Елизавете Морицовне в библиотеке. Но Рощина Куприн недолюбливал, и его злая эпиграмма была известна в русских литературных кругах:

Ростом мал и стиль упрощён.
………………………………..

Вторая строчка была нецензурной. Впоследствии Рощин взял советский паспорт и в 1947 году вернулся в СССР.

Унковский навещал Куприна с неизменным чемоданчиком, в котором пряталась бутылка вина. Увидев его, Куприн потирал руки от удовольствия и шёл к умывальнику полоскать два стакана с зубными щётками. Много раз всё сходило благополучно, но как-то внезапно нагрянула Елизавета Морицовна.

   — А, вот они чем занимаются! — крикнула она угрожающе, — Сижу в библиотеке, недоумеваю, почему у него так тихо. Винцо!..

Схватила бутылку и унесла с собой. После восьми вечера пригласила к ужину. На столе — омлет.

   — А где конфискованное вино, Елизавета Морицовна? — поинтересовался Унковский. — Налейте-ка Александру Ивановичу и мне по стаканчику...

   — Вам налью, а ему не надо! — твёрдо отрезала она.

Поставив рядом стакан, Унковский усердствовал над омлетом.

   — Почему же вы не пьёте? — удивилась Елизавета Морицовна.

   — Пока неохота...

Но едва она вышла на кухню за вторым блюдом, тот протянул Куприну свой стакан, и он выпил его залпом в одно мгновение. Елизавета Морицовна отправилась за третьим блюдом — та же история повторилась. Куприн был доволен. У него развязался язык:

   — Вот только и живу, когда вы заходите или Лазаревский. Но вы более догадливы. Борис, конечно, очень приятный человек, мой большой друг. Конечно, талантливые рассказы пишет под Чехова. И с Чеховым дружил, проживал у него не раз недельку-другую на Алуштинском шоссе в Ялте... На прошлой неделе вечером Борис ко мне зашёл. В какие-нибудь полчаса на газовой плите приготовил два чудесных блюда. У нас был большой кусок мяса, а он по вдохновению принёс грибков и раковых шеек. Мясо зажарили с лучком, перцем, эстрагоном и помидорами. А к нему соус Кольбер приготовил из раковых шеек, желтков, шампиньонов, на сливочном масле. И конечно, необходим лимонный сок по вкусу... Мы с Борисом в кухне большие знатоки...

Унковский давно знал о кулинарных способностях Куприна. Он вспомнил ресторан «Вена» в Петербурге, на Морской улице, где собирались писатели, актёры и вообще люди искусства, а также адвокаты, врачи, политики. И там в меню входило несколько блюд с обозначением: «по-купрински»...

А Куприн находился в самом благодушном настроении.

— Когда в прошлый раз Борис у меня сидел, мы свечи не зажигали, — рассказывал он. — После ужина в темноте пели украинские песни. Борис «щирый» украинец. Я подпевал... «Вiють вiтры, вiють буйнi, аж дерева гнуться»...

Унковский понимал, что Куприн был уже человеком с ослабленной психикой. В трезвом состоянии он плохо разбирался в положении вещей, в окружающей обстановке, разговаривал бессвязно, не мог ни читать, ни работать. Но выпив, походил на прежнего богатыря. Унковский нередко водил его в бистро, заказывал вино, и после трёх-четырёх стаканов Куприн начинал говорить.

Слушаешь — заслушаешься. Чудесный рассказчик! Он хорошо знал, какие птицы гнездятся в Париже и в каком порядке прилетают весной в Булонский лес из тёплых стран. Был прекрасно осведомлён, из каких мест едут в Париж на заработки плотники и штукатуры. Тонко понимал психологию животных. Кошка была любимым зверем. Его большой пушистый кот Ю-ю полонил Куприна.

В своё время, когда Куприн был ещё вполне работоспособен, появится вдруг Ю-ю и ляжет на лист бумаги, на котором Александр Иванович пишет очередной очерк для газеты. Куприн стеснялся потревожить кота, а писал на краешке, обходя кошачью спину и хвост, и в таком виде рукописи посылал в редакцию.

В бистро Куприн говорил Унковскому:

   — Кошка хорошо помнит, что в Древнем Египте она была богиней...

Всем рекомендовался:

   — Нас в семье четверо: я, жена, дочь и Ю-ю. Непременный и глубокочтимый член семьи...

Ещё стакан вина!

   — Лошадь исчезает в Париже, — жаловался Куприн. — Автомобили её вытеснили... И лошадей всё меньше и меньше. Куда они деваются? Я их больше, чем людей, люблю. Они глупостей не говорят. Вот в прошлом году, когда я поехал в Марсель, душа радовалась. Всюду першероны[76]. Помню живо картину: шесть першеронов на двухколёсных телегах — огромнейшие колеса — разную кладь тащат. А впереди почему-то одиноко мул шагает без упряжи. И трамвай почтительно останавливается. Трамвай людей везёт, а першероны нужное: съестные припасы, строительный материал. Трамвай это чувствует и уступает дорогу...