курьер.ru

—   Откуда они?

—   С Балкан, из Косово. Воевали у сербов, теперь здесь по контракту.

Между грузовиками с натянутыми тентами, смутно видимыми в свете автомобильных фар, выстроился ряд темных фигур. Шла вечерняя поверка: «Рядовой Семенов! Я! Младший сержант Сулейменов! Я!..»

—   Мы не торопимся? — спросил Андрей.

—   Нет, а что?

—   Давай послушаем.

Поверка закончилась, послышалась команда «Вольно, разойдись!» Заплясало яркое пламя костра, в прохладном воздухе поплыл аппетитный запах тушенки.

— Не хочешь подойти? — поинтересовался Чен. «Эти мне сейчас меньше всего нужны. Как и я им.

Хотя... свои люди? Может, здесь что обломится?»

—   Пока нет, — ответил Шинкарев. — Какой, ты говоришь, батальон?

—   Русбат. Второй ударно-штурмовой.

—   И как они тут?

—   Злые. Воюют хорошо, потерь мало. Мусульман бить умеют, в плен их не берут. Хотя они никого в плен не берут, из-за этого даже конфликты были.

—   Болеют?

—   Как обычно: малярия, тропическая лихорадка, грибковые. Венерические, само собой.

«Хоть солдат покрыт коростой, зато годится на аванпосты», — все оттуда же, из Пруткова.

—   Сколько им платят?

—   Если бы и знал, не сказал бы. Но, в общем, уровень средний. Что, хочешь присоединиться?

—   Пока нет. А Первый штурмовой батальон кем укомплектован? Не местными же макаками?

—   А мы туда и идем. Скоро сам увидишь.

—   Да я уж догадываюсь.

—   Помолчи-ка минутку...

Навстречу им двигался русский патруль — двое с М16 наперевес, в пятнистых безрукавках, с карманами, полными запасных магазинов, и ножами, вертикально укрепленными на груди. Один был в полном натовском камуфляже, каске и высоких ботинках, другой одет полегче: казачья папаха, тренировочные штаны, кроссовки и бело-голубой тельник ВДВ под безрукавкой. По лагерю патрульные шли спокойно, доносился их разговор:

—   Поехали мы, короче, в кишлак ихний, за хаваниной. А там выходит какой-то черный, весь в перьях, типа вождь. И давай на Леху наезжать. Орет чего-то, хрен разберешь.

—   А Леха что?

—   Ну, ты же Леху знаешь, он такого базара не понимает. И то по-хорошему начал: ты че, говорит, мужик, сильно крутой, что ли...

Заметив Андрея с Ченом, патрульные направили на них стволы, рассказчик вскинул два пальца к папахе:

—  Demonstrate your identities, please! (Предъявите удостоверения личности, пожалуйста! (англ.)).

Узнав Чена, патрульный в папахе протянул руку:

—   Здорово, капитан! К своим?

—   Здравствуй, Юра. Куда же еще?

—   А ваши ночью в засаду попали. Знаешь уже?

—   Нет. И что?

—   Один — «двести», двое — «триста». Один, кажется, серьезно.

—   Кто?

—   Извини, не в курсе. Команду-то выставляете?

—   Обязательно. И сам пойду, только освободимся.

—   Ясно. Ну, счастливо оставаться! Боевой привет всем вашим!

—   Спасибо, Юра, и от меня ребятам привет.

Патруль двинулся дальше, не став проверять документы. Чен не представил Андрея патрульному в папахе — тому самому Есаулу, что набивал гвоздями «Малютку». Шинкареву этот парень понравился, он взял его на заметку — для будущего обстоятельного разговора.

— Ты что, правда капитан? — поинтересовался Андрей  у Чена, когда патруль остался позади.

— Капитан НОАК¹⁸. Помимо прочего.

«Мы, значит, два капитана. Помимо прочего».

То-то и оно, что «помимо». Как сформулировал это умница Прутков: «Не каждый капитан — исправник». Это Шинкарев капитан, да и то — запаса; а у китайца на настоящих погонах, совсем другая астрономия — полковник, поди не меньше.

— А в батальоне как — ротный, что ли? — спросил Шинкарев.

Это был уже чистый стеб.

—   Прикомандированный, — спокойно ответил Чен. — Офицер связи.

—   Вот оно что... А что они про команду говорили?

—   Хотят устроить турнир по рукопашному бою. У ваших карате и армейское самбо, у китайцев — ушу. Можешь и ты выступить.

«Это я для того приехал, чтобы ногами тут махать? Хотя кто знает, может, и для этого».

— Там видно будет.

В расположении русбата включили магнитофон. Над бананово-лимонной страной, в бескрайней тропической ночи поплыл бархатный славянский баритон:

Стоит охрана здесь у каждого барака,

Взведен курок и автомат наперевес.

 По вечерам здесь поножовщина и драка,

А я желаю отойти с концами в лес.

Сегодня в лагере встречают високосный, 

А мне четыре високосных впереди.

 И хоть уйти отсюда, маменька, непросто, 

Я все равно уйду, когда пойдут дожди...^[19]

«Вот и я уйду, когда пойдут дожди».

Впереди, за небольшим ручьем со следами гусениц и протекторов в топкой грязи, показалась новая группа грузовиков и бронетранспортеров. Чен, слушавший песню, повернул голову к Андрею: