Курьер смерти

– Ну давай, девиантный! Таких нищебродов, как ты, я ем на завтрак. Твой старик наконец склеил ласты от передоза? Поэтому ты сегодня здесь ошиваешься?

По опыту предыдущих школ мальчик хорошо знал тот механизм, который сейчас в нем заработал: если внутри что-то щелкнуло, то остановить себя уже не получится. Все вокруг перестало существовать, фокус восприятия перешел в макрорежим, при котором мальчик ничего не видел, кроме злорадной ухмылки своего обидчика…

Трое учителей еле разняли дерущихся. Рослому парню понадобилась медицинская помощь. Тот, кто сейчас потрогал бы пульс мальчика, ощутил бы на удивление ровный ритм. Он не был не в себе, когда набросился на того хама. Совсем наоборот: он находился в своем собственном, специально для таких случаев созданном мире, где не существовало ни стыда, ни раскаяния, ни (тем более) милосердия. Только разрушение. Он чувствовал, что уничтожил бы своего врага, если б ему не помешали.

Потом он сидел на жестком стуле перед учительской под строгими взглядами двух секретарш. Директор, классуха и социальная педагогичка совещались за закрытой дверью.

Потом фрау Шрёдер ввела его в кабинет. Еще один жесткий стул. Консилиум решал его судьбу, а он опять думал о светловолосой девочке с конного двора. Видела ли она, как он дрался? Он надеялся, что нет. Ему не хотелось, чтобы она его боялась. Ни в коем случае!

Педагоги говорили с ним по очереди и одновременно то требовательно, то с пониманием, то с угрозой. Несколько раз прозвучали слова «управление по делам молодежи» и «специнтернат», но он не осознавал их зловещего смысла, а просто сидел и стоически терпел.

Наконец его попросили уйти домой. Но фрау Шрёдер, которая так надеялась, что он в кои-то веки досидит в школе до конца учебного дня, категорически воспротивилась такому решению, и ему позволили вернуться в класс.

Однако на переменах его держали под наблюдением и из здания не выпускали. Оттого что он больше не мог видеть светловолосую девочку с конного двора, его ярость только возросла. Когда прозвенел звонок с последнего урока, мальчик вышел из школы, внутренне отравленный.

По пути домой он издалека заметил ее портфель. Сумка была восхитительного небесного цвета, который так гармонировал с золотистыми волосами. Следуя за этим мерцающим голубым пятном, как за путеводной звездой, мальчик вскоре заметил, что девочка идет на конный двор не самым прямым путем.

Куда она шла? О чем мечтала, чем интересовалась, что делала, когда ее никто не видел? Он хотел бы все это выяснить. Однажды она его заметит, и тогда он покажет, что понимает ее, как никто другой. У блондинистого хлыща не останется ни малейшего шанса. При этой мысли у мальчика подвело живот. Ему стало ясно, насколько это важно – по-настоящему знать человека. Вот он и его родители, к сожалению, совсем не знали друг друга. О чем думал отец? Почему кричал по ночам? Только ли из-за наркотиков или из-за воспоминаний о чем-то ужасном? Почему мама с папой так не похожи на других родителей? На эти вопросы у мальчика не было ответов. Он не сомневался только в одном: ни мать, ни отец никогда не изменятся и никогда не начнут по-настоящему замечать его.

Светловолосая девочка быстрой пружинящей походкой двигалась вдоль железнодорожной насыпи. Ее ножки в коротких шортах смыкались и размыкались, как лезвия ножниц, коса подпрыгивала. Какое нежное и мягкое создание! Она была похожа на фею, каким-то образом попавшую в этот жесткий, резкий и шумный мир.

Поскольку девочка ни разу не обернулась, он забыл об осторожности, осмелел и приблизился к ней. Ему показалось, что на расстоянии десяти метров он улавливает ее аромат.

Там, где насыпь пересекала деревенскую улицу, был узкий подземный переход, выложенный жженым кирпичом. Мальчик неплохо изучил местность и знал, что на другой стороне нет ничего, кроме полей, лугов и лесов. На конный двор эта дорога точно не вела.

Но девочка нырнула в переход и через несколько секунд вынырнула. Он тоже спустился и, скрытый кирпичной стеной, выглянул из-за угла. Сойдя с насыпи, девочка свернула на проселочную дорогу – прямую, как стрела.

Поскольку на этом пути ему негде было бы спрятаться, он подождал в туннеле. Над головой прогрохотал товарняк. Стены задрожали, со сводов посыпались мелкие камешки и пыль, пространство наполнилось оглушительным шумом. Только через пару минут после того, как поезд проехал, мальчик решился выйти из своего укрытия.

А ее уже и след простыл! Ни подпрыгивающей косы, ни голубого портфеля – бесконечная прямая дорога была пуста. Вдалеке над серой щебенкой колыхалось марево. Одинокий трактор разъезжал по полю, переворачивая сено, разложенное для просушки.

Слева на почти скошенном лугу стояла старая покосившаяся деревянная рига. За много десятилетий переменчивая погода искривила и посеребрила доски. Казалось, строение не падало только благодаря двум большим кустам бузины, которые как будто бы подпирали его.