Курганник

Не желая искушать судьбу в третий раз, он отфутболил ятаган и перевел дух.

– Жива, – сказал он, приложив пальцы к шее Любы. – Вот это был номер, чтоб я помер.

– Ну, ты совсем стал зверюкой, курганник. Девку чуть не пришиб.

– Выживет, – отмахнулся Зотов. – Надо меньше с духами якшаться, – он подхватил свой клинок, – тогда освященный булат не будет ядом.

Спиридоныч смотрел на ятаган, открыв рот: три креста украшали лезвие, словно вплавленные в него во время ковки. По сути, так и было: Макар отковал брус из разных сортов стали, разрубил его поперек и из трех кусков сложил основу лезвия, как из мозаики.

– Боже святый, – тихо произнес старик, теребя в руках засаленную кепочку. – Как жи ж так, Макарка? Как жи ж так? Ведь она ж дитё исчо неразумное. Ей жи ж жить исчо и жить, дитёв рожать, а она… Еш трешь!

– Ото ж. Эге ж, – в тон ему ответил Зотов. – Одним словом, дура!

Он вздохнул, грустно глядя на бесчувственную девушку.

– Дура-дура-дурище, – приговаривал он, поднимая Любу на руки. – Горе с этими бабами.

Макар внес ее в комнату и положил на диван. Поспешно вернулся на кухню – Спиридоныч сидел за столом, вытирая кепочкой красную взмокшую лысину.

– Столичного гостя не видать? – спросил Зотов.

– Тута. Полощется у колонки.

Макар достал из буфета пол-литровую бутылку, поставил перед Ляпуновым.

– Вот тебе, Спиридоныч. Противоударное средство, так сказать.

Глаза Спиридоныча загорелись интересом. Он деловито откашлялся.

– Чой т ты, Макарка, салатик не доделал? – как бы невзначай поинтересовался он.

– Доделаешь тут с вами, – пробурчал Макар, разминая пальцами воск. – Набежите толпой: то у вас любовь, то морковь. Дома спокойно не пожрешь за детьми, на базаре – за нищими.

– Тю на тебя, курганник! Сам же ж выпить предложил. А как же ж без закуся?

– Вот и пей, и закусывай, – Зотов поднял указательный палец, – но в комнату чтобы ни одна живая душа не вошла! Понял?

– Никак нечисть выводить будешь? – вытаращив глаза, прошептал Спиридоныч.

– Все-то вы знаете, барин, везде-то вы побывали.

– Страсть-то какая, Макарка, – жалобно произнес Ляпунов. – А ежели оно да это…

– Чтобы не это – сиди, самогон квась. Нечисть пьяных не переносит, – заверил Зотов. – Оно как начальство – одного поля ягоды. – Он усмехнулся, подмигивая старику.

– Да ну тебя, кузнец!

Когда Макар скрылся за дверью, Спиридоныч приложил пухлую ладонь к груди, где под вылинявшей милицейской рубахой висел серебряный крестик.

– С нами крестная сила!

Тут же спохватился: Макар бутылку дать-то дал, а наливать во что?

Спиридоныч на цыпочках прокрался мимо закрытой двери, осторожно залез в буфет – шесть стопочек стояли рядком меж тарелок. Заполучив желаемое, старик вернулся на место. У двери прислушался: вроде курганник чего-то бормочет. Спиридоныч сглотнул, борясь с искушением послушать, но забурчавший не ко времени желудок чуть не выдал его.

– А где народ? – На пороге возник зеленый от рвоты Виктор.

Старик сделал страшное лицо и приложил палец к губам. – Чего? – шепотом спросил Ковалев.

Корча рожи, Спиридоныч замотал головой, силой увлек непонятливого гостя за стол.

– Макарка беса гонять будет, – прохрипел старик, дыша в лицо Виктора.

Ковалев отшатнулся – запах гнилых зубов едва вновь не вывернул его наизнанку.

– Это как?

– Тют ты! – вырвалось у Спиридоныча. Он быстро закрыл рот ладонью, покосился на дверь. – Крестом, ясное дело. Крестом да святой водой.

Федор Спиридоныч Ляпунов налил себе самогона. Ковалев усмехнулся, воротя нос от запаха спиртного, – у каждого своя святая вода. Спиридоныч расценил его усмешку как недоверие.

– Зря смеешься. – Он закатил глаза. – Прости, Господи, меня, грешного, – и, выдохнув в сторону, одним махом осушил стопочку.

– Живете в том городе, – морщась, просипел старик, – горя не знаете.

Спиридоныч уткнулся носом в потную кепку, занюхивая первую.

– Э-эх! – с облегчением выдохнул он, смачно захрустел щепотью салата из миски. – От Макарка беса из Любки вышибет, глядишь, и поладят.

– Ты чего мелешь, дед? А Лиза? Сомневаюсь, чтобы Зот… Макар отвернулся от нее.

Спиридоныч цыкнул зубом:

– Видал я, как ты на Любку таращишься. – Глаза его хитро прищурились. – Нравится-то краля? Вот и скажи: кто из девок краше?

– Ясное дело, кто… – пробормотал Ковалев.

– Вото ж! А Лизка… – Старик махнул рукой, хлопнул еще одну стопочку. – Чё та Лизка? Чудо кладбищенское. Она с детства с прибабахом была – у-ух! Забористо пошла! – передернул плечами, что тебе цыган. – Все в степь бегала, цветы собирала да в Балкином озере купалась.

– Так там камыш один! Где ж купаться?

– Эт щас камыш! Тада исчо родники били – усек? Пацанва даж рыбу ловила.

– Ну вот! А говоришь, одна Лизка туда бегала.

– Оно конечно, – согласился старик. – Детвора везде нос сует. Тока энту за версту дурочкой дразнили.

Спиридоныч приблизился к Виктору, горячо зашептал: