Курганник

Макар вытянул руки по швам и поклонился.

– Свободен, – пробурчал дед.

Похвалу от деда внук слышал очень редко, но Макар знал точно: недовольство наставника – лучшая награда за выученный урок. Чувство легкости и просветления – иначе не назовешь – теперь не оставит до самого вечера, и если после фильма придется столкнуться с парнями из Укромного, то… будет неплохая тренировка в боевых условиях.

– Чтоб сегодня кино без драк, – предупредил дед, глядя ему прямо в глаза.

– Как скажешь, деда, – пожал плечами внук. Откуда он знает?

Когда Макар убежал, в беседку поднялась Клавдия Ивановна – невестка Федора Зотова, мама Макара. Женщина села за стол, расстелив перед собой газету. Гречневая крупа с шелестом высыпалась из пакета на газетину.

– Зачем вы так, папа? – Ей не нравились наказания палкой. – Мальчишка ведь совсем.

– К чему заводить старый разговор, Клавдия, – вздохнул старик. – Талантливый он у нас, а талант в узде держать надо, если поймет свои силы – зарвется.

Мать заправила выбившуюся темно-русую прядь под ситцевый платок, принялась за крупу.

– Чтоб он так в школе учился, как вашу науку учит, – негромко произнесла она.

– Я жизни учу…

– Сверстников лупить?

– За это наказую, – твердо ответил дед, недовольный тем, что его перебили. – Видела, сколько он читает? Думаешь, случись кургану проснуться, он пройдет мимо?

Женщина вздрогнула, испуганно взглянула на свекра.

Старик вздохнул: слишком уж Макар на мать похож – глаза карие с длинными ресницами. Потому Клавдия любила его больше старшего и, по мнению деда, баловала больше меры.

– Господь с вами, папа!

– Вот тогда и пригодится моя наука, – устало произнес Федор. – Пойми, дочка. Макарке сейчас пятнадцать, а он уже может то, что я только к двадцати усвоил.

Клавдия Ивановна принялась за гречку, проглотив слезы. Федор, казалось, заснул, сидя на табурете, с наслаждением вдыхая терпкий запах цветущей черешни. Беспокойная синица влетела в беседку. Женщина охнула от неожиданности, а птица прыгнула на плечо старика, крутанулась на месте, словно приглядываясь к человеку, и скакнула на руки, лежащие поверх навершия палки.

– Чик-динь! Чик-динь!

Федор приоткрыл глаза. Легкая улыбка коснулась губ старика…

Макар вышел на кухню за «федоровкой». Здесь дым стоял коромыслом – Ковалев задумчиво курил в полном одиночестве.

– Ну, чего там? – спросил он, глядя на друга, как на факира в цирке.

– Все то же, – буркнул Зотов, отливая в стопочку глоток эликсира. – Окно открой – дышать уже нечем.

Когда он вернулся в комнату, Люба по-прежнему сидела на диване, упершись локтями в колени и низко опустив голову. Она распустила волосы – темные волны спадали на плечи, скрывали лицо. Макару стало жалко бестолковую девчонку: натворила всякой всячины, чего на ум пришло, да еще дух чужой подцепила. Неизвестно, как его извлечь и что из этого выйдет.

Он присел перед девушкой на корточки, дрогнувшей ладонью – вдруг ударит по руке, закричит: не прикасайся! – убрал волосы с ее лица. Люба смотрела с укором, в уголках глаз блестели слезы. Горячей ладонью Макар вытер влажные щеки девушки, она отпрянула, откидывая волосы на спину. Курганник смутился. Надумал нежничать.

– Выпей, – предложил он.

– Не надо меня жалеть, – сглатывая слезы, с болью и обидой в голосе, ответила Люба. – Если все кончено – так тому и быть.

– Выпей, – повторил Макар, не желая возобновлять разговор.

Девушка дрожащими пальцами приняла стопку, глотнула «федоровки».

– Вот и хорошо, – одобрил Зотов. – Прости, если… что не так.

А «не так» все. Все не так, потому что не по-ее получилось, не по-Любиному, хотению-повелению…

Когда девушка ушла, Зотов плюхнулся на табурет, водрузив на кухонный стол литровую бутылку с вишневой настойкой.

– Как все прошло? – поинтересовался Виктор, наблюдая, как Макар вытирает пальцами чашку.

На слова друга курганник кивнул, налил себе вишневки и, немного поразмыслив, предложил:

– Пить будешь?

Выглядел он рассеянным и усталым, глубокая морщина пролегла меж бровей – Зотов думал сейчас о чем-то своем.

– Не откажусь, – пожал плечами Виктор. – Только с закуской.

– Да вот салат… – Макар придвинул к нему миску, – еще есть.

Ковалев поморщился:

– Там были пальцы Спиридоныча.

– А-а-а, – произнес Макар, плохо понимая, при чем тут пальцы Спиридоныча. – А-а-а! – До него наконец дошло. – Тогда салат мой, а ты возьми в холодильнике чего пожелаешь.

Не дожидаясь, пока друг сварганит закуску, курганник выпил вишневки, занюхал светлыми волосками на правой руке и задумчиво уставился в чашку, словно не понимая, как это она так быстро опустела.

– Так, – Виктору пришлось налить себе самому, выпить в одиночестве, и теперь он грыз ломтик сыра, – чего у вас было?

– Да чего там было, – задумчиво произнес Зотов. – Не пойму: такое впечатление, что эта дурища нашла где-то старинное зеркало и посмотрелась в него.