Курганник

Зотов прекрасно понимал ее: весной, когда простуда и грипп валят народ толпами, докторше приходится нелегко, и то, что она сейчас объясняет Макару, она повторяла не один раз за день другим больным.

Зотов испугался по-настоящему: температура у Лизы не падала, сухой кашель терзал горло, и Макар не находил себе места, считая болезнь наказанием за убийство волка.

Он купил бутыль меда, поил любимую травяными отварами – в медпункте не оказалось необходимых медикаментов, а ехать в город – значит оставить ее одну. Зотов разрывался между необходимостью поездки и страхом за девушку.

А тут еще Любка вновь стала здороваться да разговоры разговаривать. Все больше сочувственные, с предложением помощи. Макар отвечал, что Лиза идет на поправку, а за помощь спасибо, не требуется.

– Да брось ты, Макар. В конце-то концов, Лиза сестра мне, – горестно вздыхала она. – Мы ж не чужие.

– Точно, – кивнул Макар, убирая руку из-под ее ладони. – Ну так заходи в гости. Как надумаешь.

Однажды Зотов задремал у кровати больной и очнулся от тишины в комнате. Девушка лежала неподвижно, в сумраке комнаты темные круги под глазами показались кузнецу пустыми глазницами. Макара прошибло, кровь острыми иголочками ударила в пальцы рук. Он склонился над Лизой, прислушиваясь к дыханию, но мешал шум в ушах. Девушка чуть пошевелилась, хрипло вздохнула. Зотов хлопнулся на стул – больная впервые за последние несколько дней спокойно уснула и до смерти напугала его.

Пользуясь моментом, Макар решил быстренько смотаться за свежим хлебом. На обратном пути он и нашел Рафинада.

Нечто грязное, скулящее возилось в сухой траве под забором, пытаясь выбраться из частокола стеблей сухого молочая, но слишком толстым было брюхо, а лапы – слишком короткими.

– Боже ж ты мой, – покачал головой Зотов, за холку вытаскивая щенка на белый свет. Звереныш задрыгал задними лапками и заскулил еще громче. Макар переложил хлеб за пазуху и сунул щенка в освободившийся пакет.

Так Рафинад попал к ним домой. Когда Макар вошел из веранды на кухню, Лиза, сидя на табурете, заваривала чай.

– Зачем ты? – спохватился кузнец.

– Надоело лежать, – слабым голосом ответила девушка.

Макар быстро скинул куртку и обнял любимую.

– Слава богу, слава богу, – затараторил он, целуя ее в прохладный влажный лоб.

– Все нормально, – заверила Лиза, отстранившись. Маленькая ладошка легла на колючую щеку Зотова. – Сам похудел, осунулся.

В пакете, который Макар оставил у двери на полу, тявкнуло, завозилось. Девушка удивленно посмотрела на Макара.

– Под нашим забором нашел, – сказал тот, демонстрируя щенка любимой.

– О-е-ей! – восхитилась Лиза. – Какая собака!

– Рябой масти. Зовут… Как звать-то тебя? А! Рафинад…

– Странное имя для собаки. Сахар любит, что ли?

– Колбасу он любит, – усмехнулся Макар. – Просто он похож на кусочек рафинада: весь мелкими пятнышками.

Виктор зевнул, широко раскрыв рот. От чая тело покрылось испариной, и Ковалев сидел, расставив руки, как курица крылья в жару. Глаза слипались.

– Не верю я твоим корешам, – вдруг заявил он. – Все же сперли они мою авдюшку.

Макар внимательно взглянул на друга.

– А пшиму бы нет. – Ковалев сонно хлопнул ресницами. – А ты щас при мние бабло отхватил за нее. – Он прыснул смехом. – Ирония сутьбы! Кнехтом вас по чайнику… Коней оне воруют – не смеши меня, Зот. Вам тот гребаный поворот – мания… манная небесная. Скока в месяц лохов на него ведется? Мылчишь? А-а-а! А всье потому, шо я прав. Развел ты меня, земеля, как последнего лоха развел. Гребаный кнехт! Зот, за шо? Я ж вроде свой, а? – Ковалев заглянул в спокойные глаза друга.

– Дурень ты, Кова, – не повышая тона, ответил Макар. – Лохов мы ловим? Ну да! Каждый проезжий турист, как увидит вывеску «Гостра Могила», сразу к нам вертает. Прямо не деревня, а Канны с Канарами. Двинься об кнехт!

– Врешь! У вас крыша хырошая. Вон! Участковый даже не пикнул при Князе.

Макар придвинулся к Ковалеву:

– Чтобы ты, Витек, заглох, я расскажу тебе, что творится. А там можешь верить, можешь – нет. Сам решай.

Глаза Зотова зло сверкнули золотым огнем – сонливость словно ветром сдуло.

– Аномалия кургана включается где-то раз в сто лет. Это как в старых преданиях: страшный клад, из-за которого гибли люди, заложенный на человеческую голову, раз в сто лет поднимается из земли, и его можно взять голыми руками и прожить безбедно всю жизнь. Но аномалия может сработать и тогда, когда происходит нечто вроде полного солнечного затмения. А сейчас произошло два затмения: двадцать восьмого июля было лунное. Сегодня – солнечное. Да еще Нострадамус предсказал конец света. – Макар усмехнулся. – Как мы до сих пор живы – ума не приложу? В этом веке она уже включалась: в двадцать втором году, когда в Крыму голод свирепствовал. Чего моргаешь? Ты о таком слыхом не слыхивал. Мой прадед – Илья Зотов – казачий сотник из тех, кто добровольно перешел на сторону советской власти. В то время он вроде председателя в селе был, да власти не могли допустить, чтобы военный из бывших на руководящей должности стоял. Прислали сознательного рабочего. Но я не об этом.

Макар отхлебнул чая.