Курганник

Дарсата стояла на том же холме над излучиной замерзшей реки. Рыжеволосый воин, одетый в одни анаксириды — шаровары — цвета травы, стоял спиной к осарте, наблюдая за сражением на льду реки. Второй, с замотанной головой, видимо, был его кагар — раб. Он прятался за спиной господина, содрогаясь от холода, ползущего по склону холма. Сколько было гордости и силы в фигуре воина, столько же раболепства и страха в позе кагара, хотя Дарсата сказала бы, что они одногодки. Так иногда делают: раб растет рядом с господином, чтобы прислуживать ему всю жизнь и лечь с ним в курган после смерти. За спиной воина висел мешок с множеством нашитых на нем кармашков, а из-под мешка торчала рукоять оружия. На широком поясе — тяжелый нож в ножнах. Несомненно, воин был паралатом — как скифы называют своих царей-воинов, — вождем этого мира.

Дарсата поспешила оглядеть происходящее на льду и едва не закричала от досады: она застала самый конец битвы, когда отряд Таскара прорвался из окружения, прикрывая сестру. Видение битвы стало таять, отступающие параласпайны превратились в тени и растворились в тумане. Скифы бросились следом, но Дарсата так и не увидела, догнали ли они Амакангу. Конечно, догнали. Теперь она знала точно.

Осарта закрыла лицо руками, скорбя о доле сестры. Арта, за что ты так караешь свою верную жрицу? Где твой свет, твоя правда? Дарсата поняла, что ей удалось попасть сразу в два мира: мир рыжего воина и в мир-час ледового сражения. На секунду она задумалась: а что, если паралат имеет какое-то отношение к Амаканге? Что, если не зря судьба свела их здесь, на кургане, вместе?

Осарта подняла голову. И воин, и кагар не принадлежали ни к скифам, ни к сарматам. Они вышли из чуждого далекого мира, который Дарсата не может себе даже представить. Быть может, именно там следует искать след Амаканги? Она больше не колебалась. Меч сверкнул в лучах горячего солнца, отблеск упал на голубой круглый камень на плече паралата. На какое-то мгновение Дарсата прикоснулась к руке воина — горячие искры сыплются от ударов тяжелого молота, раскаленная полоса аспайны превращается в клинок. А еще загорелое девичье лицо, голубые глаза прищурены — она смеется.

Паралат дернулся от нанесенной раны, хотя кагар успел его предупредить. Он глянул в глаза Дарсаты и не стал доставать меч.

— Ты бесстрашен, доблестный повелитель железа! — с восторгом сказала она на языке, которого тот вряд ли знал.

Ночь с 21 на 22 июня 1941 года

На долю Федора не выпало пробуждение кургана. Однако в его судьбу Рытый внес немалую лепту.

Игнат Рогожин огляделся, прислушался.

— Кажись, в той стороне пес брешет.

— В какой енто стороне? — зло спросил Спиридон Ляпунов.

И действительно, в какой? Со всех четырех сторон стоял непроглядный туман. Где он пса услышал? Ни звука, ни шороха.

— Глядите лучше, дядьки, под ноги, — подал голос Федор Зотов — самый молодой. — Не ровен час, в балку сковырнетесь.

— У-у! Щанок! — презрительно глянул на него Спиридон. — Да я энту балку почище вашего брата курганника знаю. Хоть с затуленными глазами ходи.

— А вот глаза затулять не надо, — пряча улыбку, попросил Федор. — Доставай вас потом, дядь Спиридон, из оврага.

— Ах ты ж, возгря нечесаная! — взвился Ляпунов, да так распалился, что Игнату пришлось заслонить парня своим худосочным телом.

— Погодь-погодь, Спиридон. Гляньте-ка. Чойт белеет.

— Чойт тама белеет, — огрызнулся Ляпунов. — Кругом бело…

Он осекся. В тумане и впрямь белело что-то вроде палатки или шатра.

— Тют ты, — удивился Спиридон. — Откель у нас такой штуке узяться? Казахи приехали, что ль?

В этот раз мир упруго выталкивал ее назад. Дарсата с трудом признала свою ошибку: перед очередным обрядом нужно было отдохнуть, но она решила, что сил вполне хватит, и поторопилась. Самонадеянность подвела ее, и теперь осарта застряла в межмирье, словно муха в паутине: назад не вернуться, вперед — не пробиться.

Она поставила шатер у излучины реки, где бесследно исчезла Амаканга. Мадсаку было объявлено, что осарта Дарсата удалилась из стойбища, чтобы предаться общению с духами, которые, если будут благосклонны, проведут заблудшую душу погибшей Амаканги в божественный чертог. По такому случаю царь напился, сокрушаясь о несчастной судьбе возлюбленной жены, — на самом деле радуясь самоустранению конкурентки.

Преданный Таскар сопроводил осарту к месту сражения, его люди возвели для нее шатер и каждый день наведывались, следя за покоями Дарсаты с противоположного берега реки, опасаясь козней Мадсака. Осарта запретила тревожить ее до тех пор, пока сама не пожелает вернуться в стойбище.

Грань мира упруго толкнула в грудь. Шатер растворился в непроглядном тумане. Даже трава у ног стала зыбким видением, то зеленой волной поднимаясь до пояса, то опадая жухлыми кустиками. Течение веков кипело вокруг женщины Арта, причудливо переплетая миры.

— Ну, чего делать будем, православные? — тихо спросил Игнат, трижды осеняя себя крестом.