Курятник в пентхаусе

– Убогое дитя. История печальная. И огромная социальная проблема: беременность несовершеннолетней. В Совине, да и в соседних селах была просто эпидемия, девочки четырнадцать-пятнадцать лет с животами. И никто на них внимания не обращал. Позиция взрослых была такова: «Ну, погуляла, бывает». В милицию не идут, проблему решают двумя путями. Отводят школьницу к местной бабке, та выводит плод. Или девочка рожает. Отец ребенка, как правило, кто-то из соседей, ему срок за совращение грозит. Он платит врачу в больнице, тот роды на дому принимает. И тишина! Все всё знают, и ни гу-гу. Младенцы, результат пьяного зачатья, на свет появляются больными! Тамара была из этой категории. Мать ее еще в школу ходила, когда забеременела. Девочка тихая, послушная, но несообразительная. Не врунья, как Листов. Вероятно, и ее можно было зачаткам знаний обучить, Илья на фоне Тамары был просто Ломоносов! Но я ему покоя не давала, каждый день он писал, читал, получал знания по географии, истории. Даже начал английские слова учить. А с девочкой никто не занимался, по врачам ее не водил, учителей не нанимал. Сорная трава, вечно голодный, грязный ребенок, с ней тоже дети играть не хотели. Два одиночества и сбились в пару. Девочка Илье в рот смотрела, считала его своим гуру. Что Листов велел, то и творила. С шести утра у нас под воротами прыгала, ждала, когда ее поесть позовут. Признаюсь, мне эта дружба совсем не по душе пришлась. Я хотела Тамару отвадить, но Александр Семенович запретил.

– У Ильи наконец-то появился друг. Разве нам жалко тарелки супа? Давай отмоем ее, оденем нормально, отправим с Ильей на занятия. Поможем несчастной.

Так и поступили. Тамару читать-считать научили.

Вот так мы и жили до смерти мужа. Когда Александр Семенович скончался, Павел уже институт окончил, двадцать ему было, Илье лет пятнадцать, Тамаре столько же вроде. Анастасия, мать ее, вообще про дочь забыла. Тома у нас постоянно спать оставалась, комнату ей выделили. А потом несчастье случилось. Оба утонули, с обрыва прыгнули. Сто раз им говорила: не ходите туда! Илья клялся:

– Нет, никогда даже думать о реке не станем!

И пожалуйста! Последнее, что я для них сделала, – оплатила похороны и поминки.

– В деревне нам рассказали, что Анастасия вскоре после смерти Тамары сделала ремонт, купила новую мебель, сама хорошо оделась, покупала ликеры, а не самую дешевую водку, – перечислила Ада Марковна. – Вы ей помогли? Утешили мать в горе? Дали денег?

Сара Яковлевна засмеялась.

– Мать в горе? Умоляю вас! Настя на дочь внимания не обращала. Лет в пять ее, как рабу, с утра в огород выгоняла, потом на колодец за водой, затем дом убирать. Била девочку просто так! Прислуга у нас была из местных, домработница мужу правду рассказала. Александр Семенович рассердился, пошел к Анастасии, припугнул:

– Сообщу в службу опеки. Тебя за эксплуатацию ребенка накажут. Побои зафиксируют, протокол составят, и ты окажешься за решеткой.

Бабенка перепугалась, пообещала дочь не трогать. Мне Анастасия противна, с какой стати я должна ей помогать? Молодая, здоровая, работать способна!

– Когда вы покинули Совино? – задал следующий вопрос Иван Никифорович.

– После трагедии на обрыве я вскоре уехала на городскую квартиру, – ответила Мендельсон.

Я изобразила непонимание.

– Почему? Вы привыкли жить на свежем воздухе.

– Сельская жизнь не по мне, – призналась Сара, – а после кончины супруга совсем тошно стало. По вечерам страшно, я одна в доме.

– А Илья? – удивился Коробков. – И Тамара ночевать оставалась.

– Еще те защитники, – усмехнулась дама, – за ними глаз да глаз был нужен. Я не молодела. Если сердце прихватит, «Скорой» из медцентра, где куплен полис, пару часов ехать. Прибудут и смерть зафиксируют. Давно хотела перебраться в Москву, но не предпринимала решительных шагов из-за подростков. Что им в столице делать? Одних из квартиры их не выпустить, машины повсюду, люди злые. Чем они в городе станут заниматься? Их ни одна школа не возьмет. Бросить парочку в Совине? Да, ребята мне не нравились, я терпела их ради мужа, в память об Александре Семеновиче кормила, поила, одевала, не указала им на дверь после похорон супруга. Я порядочный, в меру добрый, ответственный человек. Так бы и мучилась в Совине из-за Ильи и Тамары. Куда их деть? Но когда бедные дети утонули, я отправилась в Москву.

Глава тридцать четвертая

– А что с Павлом? – проявил любопытство Никита.

– Он улетел в Америку, – коротко ответила Сара.

– Бросил вас? – удивилась Риччи.

– Мальчику с фамилией Мендельсон непросто в России, – поморщилась собеседница, – он блестящий специалист, получил замечательное образование. И что? Да, его взяли на работу, но дали нищенский оклад. Американцы же предложили большие деньги, рассказали о перспективе. Я не из тех матерей, которые привязывают детей к своей юбке.

Димон поднял руку.

– У нас на связи Нина, жительница Совина. Вы нас слышите?

Большой экран разделился на две части, в одной осталось изображение Мендельсон, в другой появилось лицо тещи отца Михаила.