Долорес скончалась в этом доме мечты своей дочери в один из визитов в Атланту. Возможно, она чувствовала, что ее работа по защите дочери была наконец завершена и она может доверить мне принимать правильные решения отныне и навсегда. С многих точек зрения Долорес ушла слишком рано, что же касается принятия мной верных решений, то с этой точки зрения ее уход был, пожалуй, самым преждевременным. Затем последовали два сомнительных перемещения на Средний Запад, прежде чем я сделал разумный ход и мы вернулись назад в Филадельфию. Но даже при всем этом был еще один поворот судьбы, который, я уверен, заставил бы ее сожалеть о решении не класть что-нибудь в те яйца, когда у нее был такой шанс.
Один друг однажды описал мое решение покинуть относительную безопасность корпоративного мира, чтобы стать писателем и посвятить этому делу все свое время, как «отважное и глупое». Это решение все еще балансирует туда-сюда между полюсами отваги и глупости. После десяти лет работы у меня все еще бывают такие дни, когда я нервно шагаю по дому, ожидая прихода чека среди других электронных писем в моем ящике – денег, которые необходимы для оплаты счетов. Клянусь, в такие моменты я явственно чувствую, как моя теща переворачивается в гробу. Это заставляет меня думать, что каким-то образом она незримо присутствует в нашей семье, предостерегая меня от куда более глупых решений.
В качестве предосторожности, однако, я настаиваю на том, чтобы самому себе готовить яйца по сей день. Потому что иногда дочь Долорес, которая с годами трансформировала этот холодный пристальный взгляд матери в нечто, что может быть описано как «Этот Взгляд», выдвигает предположение о том, что это, вероятно, была мудрая школа, научившая меня тому, как действовать решительно.
Больше чем слова
На прошлой неделе мой муж Боб и я отмечали нашу двадцать пятую годовщину свадьбы. Я думаю, что одна из причин, почему наш брак до сих пор жив, – это то, что мы так хорошо умеем разговаривать без слов.
Недавно мы были на утреннем приеме, где один неприятнейший человек разглагольствовал о политике. Боб и я сели за стол лицом к лицу. Лишь взглянув друг на друга, мы заговорили: «Фу… фу…» Мы продолжали этот разговор, однако ни один из нас не произнес ни слова вслух.
«Мы можем идти?» – спросил Боб взглядом, который был мне очень хорошо знаком.
Я налила ему немного вина. Это значило: «Еще нет».
«Давай уберемся отсюда», – умолял он меня глазами.
Я села с ним рядом. «Я думаю, думаю!» – сказала я молча.
Я и мой муж Боб отлично умеем разговаривать без слов, и это одна из причин, почему наш брак до сих пор жив.
Он кашлянул. Я взяла его за руку, что означало: «Не надо этих гриппозных штучек. Все всегда знают, что ты хитришь».
Он стиснул мою руку. «Скажи, что у тебя проблемы по-женски, никто не спросит тебя ни о чем», – могла прочесть я в его жесте.
Я сжала его руку в ответ: «Я уже делала это в прошлом месяце. Если я скажу это еще раз, люди начнут думать, что я больна».
Он дотронулся до своей верхней губы, что говорило мне: «У тебя на лице какая-то белая дрянь прилипла».
Я смахнула это и кивнула молча: «Спасибо».
Я нервничала на вечеринках. Ну ладно, я нервничала везде. Но на одной праздничной встрече писателей я заставила себя заговорить с женщиной, к которой в обычной обстановке страшно боялась приблизиться. К счастью, Боб был рядом. И наш молчаливый разговор действительно много значил для меня.
– Мне понравились ваши рассказы, – сказала я ей.
В этот момент Боб был сзади меня и мог видеть, что моя блузка задралась, открыв не только бархатные брюки, но и колготки, торчавшие из-под них. Это было не очень мило.
Он подошел ко мне вплотную, украдкой делая быстрые движения глазами в направлении моих колготок.
«Не здесь, – сказала я без слов. – Ты спятил, что ли?»
Он положил руку мне на талию, посмотрел на мое озадаченное лицо и быстро поправил блузку. Я благодарно ему улыбнулась.
«Ты не проверишь мои волосы, не застрял ли там случайно кусочек туалетной бумаги? – услышал он мои мысли. – В прошлом году такой кусочек был на моей голове. Я до сих пор не могу сообразить, как он там оказался».
Он посмотрел на меня сверху.
«Ты такая простодушная. Я люблю это в тебе», – подумал он.
«Я вовсе не простодушная», – беззвучно ответила я, намазывая пальцами на крекер сыр бри.
И вот вечером, накануне нашей двадцать пятой годовщины, я получила из Индианы дюжину пончиков «Криспи Крим» для Боба. Их не продают в том месте, где мы живем.
Это сразило его. Но вы только представьте, что придумал он. Он сделал своими руками вышивку со словами нашей любимой песни: «I’ll be loving you… always»[36]
. Это была самая красивая вышивка, какую только можно вообразить.