Возбужденный, я выскочил из ванны, вода лилась с моего тела, когда я спешил спасти ее. Когда я достиг передней комнаты, то столкнулся с ужасающей сценой.
Моя любимая сидела напротив камина, левая рука была зажата в правой, кровь сочилась сквозь пальцы и капала в топку.
Она плакала:
– Я отрубила себе палец! Я отрубила себе палец!
Сосредоточившись на Кэрол, я совсем упустил из виду опасность, которая поджидала меня самого, и решительно зашагал голым и неподготовленным по скользкому ледяному полу кухни. И когда я меньше всего этого ожидал, мои ноги стали скользить и я грохнулся на пол, ударившись головой, а затем прокатился по комнате и врезался в стену. К тому моменту, когда моя голова прояснилась, Кэрол поминутно то плакала от боли, то смеялась надо мной.
Было по-прежнему очевидно, что требуется немедленная медицинская помощь. Кэрол была уже одета, так что я завернул ее руку в импровизированную повязку из полотенца и поспешно натянул свой сплошной комбинезон для поездки в город. Слава богу, нагреватель блока цилиндров сохранил в нашем верном «шевроле» тепло, достаточное, чтобы завестись. Однако все остальное в машине, включая обогреватель, было наглухо замерзшим. Нет проблем! Я вел машину, Кэрол орудовала скребком для окна невредимой рукой, и так миля за милей на просевших шинах мы тащились по сельской дороге, пока наконец не добрались до городской больницы.
Медсестра тут же проводила Кэрол в процедурный кабинет, оставив меня заполнять бумаги. Желая достать бумажник, я схватил бегунок молнии на своем сплошном зимнем комбинезоне и потянул вниз, расстегнув его до пупка. «Упс!» Под ним я был абсолютно голым.
Пока дежурный в регистратуре справлялся со смущением, я быстренько застегнулся и стал вспоминать необходимую информацию по памяти.
Появилась медсестра и пригласила меня в процедурную. Кэрол очень повезло! Доктор объяснил, что, несмотря на временную потерю чувствительности кончика пальца, кость не повреждена. Ноготь отрастет, и рана затянется! После нескольких швов, наложения повязки и звонка моему понимающему начальнику в школу мы направились домой.
Наша любовь встретила немало вызовов, и трудности лишь укрепили ее.
Дома я разжег камин и сделал кофе. И спокойно сидя у огня, глядя друг на друга поверх края дымящихся кружек, Кэрол и я тихонько улыбались. Хотя были изрядно побиты и изранены. Мы пили друг за друга, потягивая маленькими глоточками кофе, тихо поздравляли себя с еще одним пережитым приключением.
Наша любовь встретила еще немало вызовов, прежде чем мы подошли к своей первой годовщине и преодолели гораздо больше в последующие годы. Трудности укрепили наши отношения, и теперь, сорок лет спустя, когда завывают зимние ветры и сильно падает температура в Онтарио, мы пьем друг за друга наш утренний кофе в Аризоне, благодарные, что нам больше не придется пережить «одно из тех утр».
Разбитая фара
Спустя три года после свадьбы у меня диагностировали третью стадию рака груди. С самого начала мой муж был рядом. Он записывал меня на приемы, организовывал процедуры и всегда дарил мне нежность и любовь. Это была не просто забота хорошего парня. Он был моим невоспетым героем, и я очень сильно любила его.
Он возил меня от одного доктора к другому, никогда не жалуясь. Он смеялся и плакал со мной и был преданнее любого Лесси. Я не знаю, что бы я делала без него.
После второй химиотерапии тонкие безжизненные волоски стали сыпаться с моей головы, поэтому он предложил мне побриться. Он пожужжал машинкой по бокам и затем остановился, чтобы сделать снимок моего ирокеза, прежде чем завершить работу.
Он протянул мне зеркало и сказал:
– Улыбнитесь, мистер Ти[37]
.– Очень смешно.
Когда мы только начали встречаться, нам обоим нравилась песня «Forever and Ever»[38]
Рэнди Трэвиса. Слова подходили как нельзя лучше: там он поет о том, что он влюблен не в ее волосы, и, если они выпадут, он все равно будет любить ее. И он любил.После шести месяцев химиотерапии хирург провел частичное удаление молочной железы. Из-за огромных повязок я понятия не имела, как выглядят мои надрезы.
Когда мы направились к доктору для снятия швов, муж прочитал беспокойство в моих глазах. Он уверил меня с самого начала: единственное, что имеет значение, – это то, что я выиграла битву с раком, так что мы сможем состариться вместе. Но сможет ли он теперь чувствовать ко мне то же самое, что и прежде?
– Дорогая, не беспокойся, – сказал он. – Все будет хорошо.
Когда назвали мое имя, он предложил пойти со мной. Не уверенная в собственной реакции, я пообещала, что справлюсь сама. Доктор снял последние остатки марли, и я была в шоке от того, какой ущерб причинен моей груди.
Но доктор был доволен своей работой.
– Выглядит отлично, – произнес он.
Легко ему говорить.