— Ну вот… — опустила голову Аля. — Опять скандал будет. Не поеду я никуда, ну как они не поймут!
В дверях показалась высокая фигура.
— Так вот ты где! — раздался басок Лёши Зырянова. — А там уже танцы начались. Идём, Аля!
— Не хочется…
— Идём, идём… — Лёша взял её за руку и потянул к выходу.
Даша проснулась от птичьего гама. Её подружки ещё крепко спали. Кричали скворцы, над каждым вагончиком на шесте был свой скворечник. «Это у нас вместо будильников», — шутили девятиклассники. Солнечные лучи пронизывали клейкую берёзовую листву, золотили песчаные дорожки. На мачте развевался флаг, а под ним стояли на линейке старшеклассники. Даша уловила Алину фамилию и прислушалась.
— Ей телят больше доверять нельзя! — громко говорила Клава Сивцова. — Вчера всю люцерну истоптали, пока за ними гонялись. Огрела бы как следует Бурана кнутом, он и отстал бы от Вислоухого, а она ещё — нате вам! — электропастух отключила.
— Не могу я кнутом, — виновато возразила Аля.
— Значит, не берись телят пасти!
— Может, тебе лучше на кухне будет? — нерешительно обратился Лёша к Але.
— Я готовить не умею…
— В подсобные пусть идёт! — вмешалась Клава. — Картошку чистить, посуду мыть.
— Уж и на кухню, — вмешался Иван Филимонович, до этого времени стоявший в стороне. — Что ж так сразу…
— Нет, почему же, я согласна, — быстро сказала Аля и стала пристально разглядывать ближайший скворечник.
Лёша потоптался, вздохнул:
— Ну что ж, переходим к следующему вопросу…
В траве под берёзами несмело белели цветы земляники, покачивались тёмно-лиловые колокольчики. Даша нарвала большой букет, а когда вернулась из рощи, все её одноклассники уже встали.
— Где ты пропадаешь? — встретила её Галя. — Ага, колокольчики рвёшь, а твою сестричку на кухню разжаловали, картошку чистить.
— За что ты её так не любишь?
— А за то, что она шибко нежная. Постельку дай ей мягкую, кашку сладкую…
— Это Клава твоя говорит?
— Все говорят, не одна Клава!
Даша отдала букет Але.
— Вот спасибо! — обрадовалась та. — Я цветы в стаканчиках на столы поставлю, красиво будет.
— Ты не расстраивайся, Аля, — сказала Даша.
— Да я и не расстраиваюсь! — тряхнула головой Аля и обняла Дашу. — Курлышке привет передай, уж так я по нему соскучилась! Как-нибудь на выходной вырвусь.
Когда ехали обратно, небо было ясное и глубокое. Поля парили под горячим солнцем. Между сеялками сновали зернозаправщики с хоботами, обмотанными синей материей.
— Остановитесь, дяденька! — вдруг закричал Тарас шофёру.
— Что такое?
— Кто-то пшеницу просыпал.
В самом деле, на обочине дороги золотилась кучка семян. Ребята собрали всё, до единого зернышка, и бросили в дымящиеся борозды.
— Расти, пшеничка, — сказала Сауле. — Осенью приедем урожай собирать.
А Тарас гордо поправил будёновку: ведь это он первый заметил, что зерно просыпано.
Радуга над школой
Папа надел парадный костюм, повязал галстук.
Даша вертелась возле него:
— Папа, возьми меня с собой!
В «Тополином» принимали от строителей новую школу, и папу, как электрика, тоже пригласили в комиссию.
— Куда же ты, Дашутка, поедешь? Там одни взрослые.
— А я в сторонке, я мешаться не буду.
Возле ограды, в тени тополей, выстроились легковые автомашины, и папа тут же поставил свой мотоцикл.
— Побудь здесь, Даша.
Члены комиссии кого-то ждали и в школу не заходили.
Были тут и Анна Матвеевна, и Иван Филимонович. И дядя Сеня прыгал с фотоаппаратом вокруг школы — то на лавочку встанет, то, наоборот, на одно колено опустится. Даша осмелилась и бочком подобралась к папе.
— Ого, самый главный приёмщик прибыл, — пошутил Иван Филимонович. — Тебя-то мы и ждали.
Дядя Сеня откинул со лба волосы.
— Ну-ка, Даша, встань вот здесь. Извините, товарищи, всех в сторонку попрошу. Улыбнись, Даша. Да разве так кисло улыбаются?
Даша уж не рада была, что появилась. Дядя Сеня и на окно школы заставлял её смотреть, и на крыльцо взбегать. На Дашино счастье, плёнка у него скоро кончилась.
— «Я в сторонке», — передразнил Дашу папа, — а сами с дядей Сеней всех в сторонку оттёрли.
— Ничего, — вступился Иван Филимонович. — Для неё школа — не для нас… — Он полез в карман — видимо, хотел угостить Дашу семечками, но вовремя спохватился: не тот был случай, чтобы семечки грызть.
Ждали директора совхоза. Он, наконец, подъехал, извинился, что задержался в поле, и комиссия поднялась на крыльцо. Над парадным входом сверкала глазурная мозаика: два мальчугана, очень похожие на Тараса и Айдоса, трубили в горны, и струилось над ними доброе оранжевое солнце. Даша вошла в школу вместе со всеми, хотя и побаивалась: вот сейчас окликнет её директор школы или завуч: «Девочка, тебе что здесь нужно? Ступай-ка домой». Но её будто не замечали — наверно, из уважения к папе, и Анна Матвеевна подмигнула весело: дескать, не робей. Новая школа встретила вошедших обильным светом, гулким эхом и ещё не выветрившимся запахом лака и краски. Звонкая трель разнеслась по этажам — это папа проверил, как действует электрический звонок.
— И колокольчик, дар Валдая… — тихо пропел Иван Филимонович. — Как он, наш «Дар Валдая», цел, Анна Матвеевна?