Курочка ряба, или золотое знамение

Но не суждено было им долго катить ею. Ждал уже их впереди новый, неожиданный поворот, и вынесло их на нем из колеи, потащило снова по кочкам да яминам…

2

Лето клонилось к закату. Холодны уже стали ночи, пробило первым желтым листом березы и клены. Дворникам центральной улицы прибавилось по утрам работы – теперь с рассветом вся центральная улица, бывшая Дворянская, а ныне Ленина, была заполнена повизгивающим шарканьем метел, сметавших оборванный ночным ветром умерший лист.

Московский фирменный поезд, если по расписанию, приходил именно в эту раннюю рассветную пору, когда еще не ходили ни автобусы, ни троллейбусы, и надеяться можно было лишь на такси. Нынче он прибыл, как ему полагалось, и вытекшие на привокзальную площадь пассажиры, пометавшись немного по ее просторам в тщетной надежде словить зелененький огонек, смиренно вытянулись очередями под железными крашеными трафаретками с номерами автобусных и троллейбусных маршрутов.

Молодой мужчина в легкой болоньевой курточке серо-стального цвета поверх клетчатой красной рубашки, с небольшой, полузаполненной дорожной сумкой на плече, выйдя на привокзальную площадь, в отличие от других, не стал ни метаться, ни пристраиваться ни в какую очередь, а постояв немного на краю тротуара и вобрав в себя взглядом простор проспекта Красной армии, повернулся и пошел в огиб вокзального здания к мосту, поднырнул под него, поднялся по вившемуся обочиной дороги узкому тротуарчику на всхолмье и здесь снова остановился.

Лежало перед ним, перекатываясь с угора на угор и уходя за горизонт, темно-бревенчатое море в наброшенной ячее травных улиц, дымило кое-где затопленными печами, вздымая дымы высокими сизыми столбами к розовевшему небу, кипело зеленью деревьев, начавших примешивать к зелени золото и киноварь…

Может быть, десять, а может быть, и пятнадцать минут простоял мужчина на всхолмье. Но, наконец, стронулся с места, поправил сумку на плече и зашагал вдоль пустынной еще сейчас дороги дальше и дальше от вокзала.

Отмахав изрядное расстояние, мужчина пересек дорогу и свернул в отходившую от нее поселковую улицу. Улица была так же пустынна, как и дорога. И лишь около дома со стеклянной вывеской под козырьком крыши – «Опорный пункт охраны общественного порядка», – несмотря на знобкий ранний час, внушительных габаритов оголенный до пояса человек в тренировочных штанах играл, будто пластмассовыми, гантелями, вызывавшими при взгляде на них самое глубочайшее уважение своим изрядным размером.

– Хо, Витька, что ли?! Кошелкин? – окликнул он молодого мужчину в болоньевой куртке, когда тот проходил мимо.

Человек внушительных габаритов был, естественно, участковый Аборенков, а молодой мужчина с дорожной сумкой на плече был сыном Марьи Трофимовны с Игнатом Трофимычем и, действительно, Виктором по имени.

Он остановился и, постояв в раздумье напротив Аборенкова, спросил неуверенно:

– Альберт… Сергеевич?

– Иваныч, Витька, Иваныч! – Аборенков бросил гантели на землю, подошел к нему и, обдавая тяжелым запахом своего наработавшегося тела, протянул руку.

– Здоров давай. Стариков навестить приехал?

– Да, повидаться, – сказал Виктор.

– В отпуск, что ль?

– В отпуск, – согласился Виктор.

– Понятно. – Аборенков помолчал и спросил: – О делах-то у твоих слыхал, нет?

Виктор насторожился:

– Каких делах?

– Ну, этих-то!

– Каких этих?

– Та-ак! – Аборенков понял, что сын Марьи Трофимовны с Игнатом Трофимычем ничего не знает и покрыл себя беззвучно хорошим матом. – Отлично, что приехал, – не вынес он, однако, своего мата наружу. – Старость надо чтить. Молодец!

И, повернувшись, пошел к брошенным на землю гантелям, поднял их и изготовился к упражнению.

– Так что там случилось? – встревоженно шагнул к нему Виктор.

Но Аборенков уже махал своими громадными гантелями и только выдохнул тяжело:

– Иди-иди!

До того шаг у Виктора был легкий, неторопливый, расслабленный, теперь он почти побежал.

Он почти бежал и оттого не заметил около забора родительского дома неких людей, странно для столь раннего часа прогуливающихся вдоль него. Он увидел их лишь тогда, когда, свернув к калитке, оказался вдруг лишен возможности подойти к ней. Перед ним стояли двое мужчин с необычайно непреклонными глазами и смотрели они на него так, что он невольно попятился.

– Проходите мимо, товарищ, – сказал один из этих двоих.

– Что такое? Вы кто такие? – несколько дрогнувшим голосом спросил Виктор.

– Вали отсюда, – сказал ему другой, – а то сейчас по почкам схлопочешь.

– Да вы что?! – невольно отпячиваясь еще дальше, вскричал Виктор. – Что здесь происходит? Это мой дом, у меня здесь родители живут!

– Очень сожалеем, – сказал первый. Он, в отличие от напарника, был безупречно вежлив. – Здесь секретный государственный объект, и вам сюда нельзя.

– Какой секретный объект, вы кто такие?! – Виктор сбросил сумку с плеча и изготовился к схватке. – Это мой дом, я вырос здесь, вон с дороги!

И в самом деле, кто бы поверил, что дом, где ты вырос, который знаешь до последней половицы и последней паутины на чердаке, вдруг сделался каким-то секретным государственным объектом.