Курочка ряба, или золотое знамение

Что говорить, если откровенно, жизненный неуспех не способствовал выработке в нем твердого характера.

– Нашелся на халяву! – всхохотнув, опустил светлоусый бутылку обратно в сумку.

Но другой, со смоляными усами, бывший, видимо, главным, разрешающе махнул рукой:

– Хрен с ним, плесни. Повеселеет – приятней на его портрет смотреть будет.

И забулькала в пиво Виктору, и в начатое, и в нетронутое, та самая беленькая, о которой подумалось ему с сожалением, когда он шел сюда, в это заведение, и он, будто вконец опустившийся пьяница, которому наплевать на все унижения – лишь бы выпить, поприветствовав кружкой с новым напитком под древним названием «ерш» своих случайных собутыльников, приложился к ней. И выцедив начатую кружку, он принялся за другую, напрочь забыв о сосисках с гречневой кашей, и поскольку пил он ерш, напиток быстродействующий и оглушительный, да был ко всему тому не очень тренированным в этом деле, то через какие-нибудь десять минут уже опьянел.

Он опьянел – и ему захотелось говорить.

– Нет, а?! – сказал он, не особо-то обращаясь к стоящим рядом парням, но, в общем-то, конечно, к ним обращаясь, к кому еще. – В родительском доме переночевать нельзя. Видали такое? Яйцо тыщ десять стоит, а за него – двадцать копеек! А?! Недурно?

– Иди, не возникай! – сказал тот из парней, что был, видимо, главным, со смоляными усами. – Дали халкнуть – молчи, пока не спросили!

– Чего «не возникай», чего «молчи»! – вспетушился теперь Виктор. – Знал бы, о чем я! «Курочку рябу», сказку, знаешь? Читал в детстве?

– Слушай, чмо! – Светлоусый со стуком поставил свою кружку на стол. – Тебе водяры для чего наливали? Чтоб ты боталом своим звенел?

– А за «чмо», знаешь, что я с тобой сделаю? – наконец, обидевшись, угрожающе возвысил голос Виктор, протянул руку через стол и схватил парня за отвороты его «вареной» куртки. – Ты меня что, купил за свою водяру?

И не миновать бы ему быстрой, жестокой драки, не уйти из этой пивной без подбитых глаз, а то и сломанного носа, но смолоусый, мигом облетев столик, втиснулся между ним и своим приятелем, отодрал их друг от друга и развел в стороны.

– Не надо, не надо, помиритесь, братки! – говорил он при этом невероятно ласково и миролюбиво. – По-христиански надо, по-доброму! – И, когда развел в стороны, спросил Виктора с вкрадчивой настороженностью: – Ну-ка, ну-ка, расскажи! Чего там курочка ряба? Это которая золотые яйца несла?

– Ну! – Пьяному сознанию Виктора было лестно внимание к его словам. – В дом к бате с матерью войти не смог – все охраняют. Нет, это где кто видел, а? В дом к бате с матерью! Отпуск у меня на фиг полетел! Иди, говорят! И за каждое – двадцать копеек. А оно – тыщи! Тыщи! Понимаешь?

– Понимаю, понимаю, – с особой, увещевающей ласковостью, сказал парень. – А где они у тебя живут, батя с матерью?

Виктор отстранился от него. Отступил даже на шаг назад. И на лице его появилась хитрая улыбка.

– Э-э! – помахал он указательным пальцем. – Чего хочешь! Так я тебе и сказал! Государственная тайна, понимаешь?

Из пивной он вышел вместе с парнями. Дорожная его сумка висела на плече смолоусого. Другой, со светлыми усами, называвший Виктора «чмо», обнимал его за плечи и подпевал ему: «Родительский дом, начало начал, ты в жизни моей надежный причал…» Смолоусый, отойдя от пивной на десяток шагов, приотстал, открыл сумку Виктора и стал копаться в ней. То, что он искал, оказалось паспортом. Он посмотрел на первую страницу паспорта, на вторую и, достав из кармана своей варенки ручку с огрызком бумаги, что-то записал на этом огрызке.

А следом за тем паспорт исчез обратно в сумке, и молния сумки взжикнула, закрываясь.

– Ой, Витя, Витя! – сказал смолоусый, догоняя Виктора со своим приятелем и тоже кладя Виктору руку на плечо. – Кошелкин ты мой. Ты в отпуск-то в этот самый ездил?.. – и назвал город, который был указан в паспорте Виктора как место его рождения.

Виктор остановился и освободился от рук парней у себя на плечах.

– Откуда знаешь?

– Так сам же ты и говорил!

– Когда?

– Да в баре.

Виктор повспоминал, покачиваясь. Но ничего он не мог вспомнить.

– А фамилию откуда знаешь?

– Ну, у тебя же с отцом одна фамилия?!

– Одна! Конечно!

– Так сам же ты все еще говорил: к бате, к Кошелкину!

– Вот так, да? – помолчав, с недоумением пробормотал Виктор. Не мог он ничего вспомнить. Зачем ему было говорить так… Странно. – Ну-к дай сюда! – чтобы хоть как-то утвердить себя, протянул он руку к своей сумке. – Дай мне. Моя!

– Твоя, кто спорит, – протянул ему смолоусый его сумку.

– Все! Аривидерчи! – почему-то по-итальянски попрощался Виктор. И вскинул запрещающе вверх руки: – Не идти со мной! Сам! – И теперь добавил по-французски: – Оревуар!

– Гудбай, корешок! – сказал ему смолоусый. – Гудбай, иди гуляй!

Ну вот и все: соскочила жизнь Марьи Трофимовны с Игнатом Трофимычем с наладившейся было колеи. Не знали они о том и не ведали, а она уже соскочила, покатила по ямам да кочкам…

5