Куросиво

Вот Муто, авантюрист и шарлатан, известный еще со времен реставрации; это опасный субъект, с ним нужно держать ухо востро… Ничего, недаром говорят, что выходцы из Тоса гнутся куда ветер дует и за деньги готовы служить кому угодно. Муто тоже, надо полагать, готов поступиться принципами ради наживы. Так что, если он начнет шуметь, надо его купить, и дело с концом. Когда мысленно переберешь да сравнишь, таким образом, всех, то убеждаешься, что в современной Японии не найдется, увы, никого, кто мог бы противостоять Фудзисава… Попробуйте указать человека, умеющего охватить всю обстановку в целом, образованного, усвоившего культуру обоих полушарий, человека, который действительно с полным правом мог бы считаться политическим деятелем конституционного типа, нет, больше того – подлинно государственным мужем! В первую очередь вам придется назвать имя Фудзисава! И в самом деле, разве не замечательная личность этот Фудзисава? А кто он такой? Я! Я Фудзисава! Да-с, именно так! Вокруг ни одного достойного, не прикажете же доверить страну скудоумным или недорослям?..

…Вот что означала улыбка графа Фудзисава, если бы ее можно было расшифровать и выразить словами.

2

Сущность натуры графа Фудзисава исчерпывающе определялась двумя понятиями – ум и холодный расчет. Подобные люди не внушают симпатии. К человеку, который не совершает ошибок, не питают расположения. Недаром так неприятна добродетель Кун-Мин'а,[123] ведь безупречность внушает невольное отвращение. С удовольствием отмечать слабости и недостатки ближнего и именно ради них относиться к этому ближнему снисходительно таково уж свойство человеческой натуры. Иными словами, с точки зрения обычной житейской морали, недостатки являются отдушиной, своего рода предохранительным клапаном для человека. У графа Фудзисава таким предохранительным клапаном являлось тщеславие, скрывавшее его истинную сущность. Тщеславие заставляло его, человека недюжинного ума, легко поддаваться на лесть; тщеславие толкало его на совершенно не свойственные ему поступки, заставляло волноваться и обижаться по мелочам; тщеславие побуждало его подражать великим людям, причем он часто попадал впросак, а попав впросак, сердился и раздражался. Слабость графа к прекрасному полу тоже, возможно, в известной мере проистекала из его тщеславия.

В отличие от графа Киносита, немногословного и всегда готового без оглядки, со всей энергией браться за выполнение очередной задачи, граф Фудзисава, дальновидный, хладнокровный, и пальцем не шевелил, если это не диктовалось точным расчетом и собственной выгодой. Глаза его видели слишком далеко, чтобы ринуться вперед очертя голову, кровь была слишком холодна, чтобы загореться волнением. Однако в тех пределах, когда это не вредило его интересам, он часто был не прочь прийти человеку на помощь (разумеется, если это не наносило ущерб его достоинству, вернее его самодовольству); он охотно отдавал дань уважения талантам, оказывал почести выдающимся людям. Тщеславие разыгрывает подчас причудливые спектакли! Впрочем, не только тщеславие – успех всегда придает уверенность в собственных силах, а самодовольство удивительно любит роль благодетеля. Даже ледяная вода, если ее скопится чересчур много, переливается через край.

Настало время, когда щедроты графа Фудзисава, естественно, изливались на ближних и дальних. Пожалование дворянских титулов Цутия, Оида и другим лидерам оппозиции, которого они удостоились несколько дней назад по представлению графа, тоже совершилось, так сказать, вследствие этой избыточной щедрости. Его появление в прошлом месяце на вечере, устроенном дамами в Ююкан'е, вместе с Хигаси – с этим старым упрямцем, которого граф знал в сущности очень мало и который так неожиданно явился в столицу из провинциальной глуши, – тоже было в конечном итоге следствием этой избыточной щедрости. Он как бы говорил этим поступком: если сможете – милости прошу, никому не запрещено попытаться стать Лю Вэнь-шу. Да, граф Фудзисава относится к той категории людей, которые превыше всего любят театральность. Его согласие выполнить просьбу графини Китагава, которая нежданно-негаданно дважды посетила его месяц назад, тоже объяснялось отчасти тем, что просительница застала графа в момент, когда у него было хорошее настроение. Впрочем, будь на его месте любой другой, он тоже не мог бы не посчитаться с дважды повторенной просьбой известной и уважаемой в обществе графики Китагава.