Вторую часть наказания, отмеренного щедрой рукой полковника Бородина, они отрабатывали на плацу. Под жарким весенним солнцем им предстояла строевая подготовка. Из окон штаба плац просматривался отлично — сачкануть было невозможно. Старшина роты встал посередине асфальтовой площади и принялся командовать.
Рядовой пытался маршировать. Они потели и отдувались, но продолжали нести наказание.
Шматко командовал громко:
— Левой! Левой! Напра-аво! Пря-ямо! По команде «прямо» делается три строевых шага!
И шептал тихо:
— Ты потерпи, Соколов. Два часа нам осталось…
Кузьма терпел, периодически жалуясь:
— Ноги болят…
— У меня язык тоже болит, — отвечал прапорщик и снова командовал: — Левой! Левой!
К исходу второго часа на краю плаца появился рядовой Медведев. Он не стал наслаждаться душераздирающим зрелищем, а оживлённо замахал руками:
— Товарищ прапорщик, разрешите поговорить с рядовым Соколовым?!
— Не разрешаю! — не сбиваясь с ритма, ответил Шматко. — Левой!
Левой! Раз, два, три!
Но избавиться от настырного свидетеля не удалось. Он показал конверт и крикнул:
— Тут Кузе письмо!
— Ну давай! — буркнул прапорщик, озираясь на окна штаба. — Только быстро.
Мишка протянул конверт:
— Короче, Сокол, письмо твоё завернули. Ребята с КПП принесли…
— Как завернули? — недоверчиво спросил Шматко.
— А кто его знает… Адрес чем-то заляпан — не разобрать, — пояснил Мишка.
Кузьма повертел в руках неотправленное письмо. Адрес и полконверта действительно были заляпаны чем-то красным. Олег Николаевич виновато пробормотал:
— Ну это я… как на почту ехал… помидор ел… Капнул, наверное…
Кузьма вдруг подпрыгнул и заорал:
— Спасибо вам, товарищ прапорщик! — Он даже попытался обнять старшину роты прямо посреди плаца.
Тот увернулся и прикрикнул, мгновенно избавившись от смущения:
— Отставить!! Ты что, Соколов, с дуба рухнул?! У нас ещё час строевой…
Но радость потенциально не брошенного жениха унять оказалось непросто. Он вдруг завопил:
— С удовольствием!! — потом резво развернулся и азартно зашагал, имитируя парадный галоп любимой кобылы Будённого.
Не дожидаясь команды прапорщика, Кузя руководил своими манёврами самостоятельно:
— Левой! Левой! Правое плечо вперёд!.
Глава 5
Обед в солдатской столовой шёл по распорядку. Рядовые дружно орудовали ложками. Сержанты лениво ковыряли традиционную перловку со случайными вкраплениями мяса. Кабанов украдкой ухватил два куска хлеба, быстро спрятав в карман. Рылеев взял кружку и сделал глоток. Потом, скривившись, огласил результат дегустации:
— Вода с запахом компота… Ладно, заканчиваем. Минута осталась.
Усилия роты по скоростному поглощению калорий удвоились.
Тарелки практически опустели. Внезапно по столовой пронёсся нестройный ропот, перерастающий в гул недовольства. Сидящие рядом Медведев и Соколов удивлённо обернулись в поисках источника звука.
Гул шёл от сержантского стола, постепенно захватывая весь зал. Между рядов шла медсестра в белом халате, держа в руках бумажный кулёк.
Рядовой Евсеев презрительно скривился ей вслед и прогудел:
— О, пошла… Красс-савица!
Кузьма Соколов непонимающе поднял брови и спросил полушёпотом:
— А чего это они?
Вообще-то вопрос предназначался Мишке. Но ответ на него пришёл из-за соседнего стола, от сержанта Рылеева:
— Ты сколько служишь, Соколов?
— Третий месяц пошёл…
Рылеев хмыкнул:
— А когда бабу свою вспоминаешь, в штанах ничего не дымит?.
Свою личную жизнь Кузьма обсуждать не любил. Поэтому покраснел.
— Да нет вроде…
— Во-о-от! А всё потому, что этот заботливый медработник каждый день… сыплет тебе в чай бром! — авторитетно отчеканил сержант.
Кузя потрясённо ахнул:
— Мне?!
Рылеев захохотал:
— Ага! Персонально!!
Сидящий с краю младший сержант Фомин проворчал в спину удаляющейся медсестре:
— Мужу своему насыпь, лярва!
Евсеев злобно сплюнул на пол:
— Да на хрен ей муж!. Тут прапоров — полчасти, каждый пистон вставит…
Тем временем медсестра прошла на кухню, стараясь не обращать внимания на выкрики. Её звали Ирина Дмитриевна Пылеева. Она имела воинское звание старший сержант и служила в части по контракту второй год. Но, несмотря на опыт и звание, она была ещё и женщиной.
Причём молодой и красивой. Пожалуй, даже слишком молодой. И ей было до слёз обидно выслушивать несущиеся в спину глупости. Однако вот такие походы в столовую входили в перечень её служебных обязанностей. Поэтому Ирина Дмитриевна не обращала внимания на оскорбления.
Возле котла с дымящимся чаем возился повар. При виде гостьи он деловито вытер руки о фартук и подошёл поближе. На самом деле он был обычным солдатом, хотя и закончившим специальную военную школу поваров. Служить рядовому Сухачёву оставалось всего ничего. С медсестрой он общался по-свойски, на «ты». Тем более что они были почти ровесниками.
— Здорово, Ирка! — поприветствовал он расстроенную девушку.
— Привет, Сухачёв, — невесело ответила она.
— Что губы надула? Опять воют? — понимающе сказал повар. — Я ж тебе говорил — до обеда приходи. Или объясни им, что это не бром, а витамины.
— Не буду я ничего никому объяснять! Пусть идут все лесом… — Губы медсестры предательски задрожали.