Курс молодого бойца

— Нет, мы тупые… Но необидчивые. Мы ж не обижаемся на Медведева за то, что он умнее нас? Выше ящик! Вперёд, я сказал! За Родину!. За Медведева!

Впереди замаячила финишная прямая. Показался капитан Зубов с секундомером в руках. Младший сержант Фомин рявкнул, подводя итог дискуссии:

— Не отстаём!.

Марш-бросок закончился на стрельбище. Выложившиеся «духи» повалились на землю, жадно хватая распахнутыми ртами горячий воздух. Но передышка оказалась недолгой. Капитан Зубов о чём-то коротко посовещался с сержантами. И тут выяснилось, для чего нужно было тащить с собой патроны… Для максимального приближения к боевым условиям! Рота тихо охнула, построилась и потопала на огневой рубеж…

Сержант Рылеев прошёлся перед строем. В руках он держал пачку мишеней. Дело шло к обеду, но он не торопился.

— Оценка за марш-бросок — «хорошо», — объявил он. — Ротный сказал — на этой неделе больше бегать не будем.

Строй облегчённо загудел. Рылеев неодобрительно повёл глазами, и шум стих. Он вынул из-под мышки мишени:

— Общая оценка по стрельбе — «удовлетворительно». На «отлично» стреляет пока только Вакутагин. Соколов — более менее… Кабанов!

Из строя раздалось:

— Я!

— Когда уже научишься в мишень попадать?.

— Да я попал! — Кабанов преданно уставился на сержанта.

Тот потряс в воздухе целёхонькой мишенью.

— Куда?!. Ходоков!

— Я!

— Тебе сколько патронов дали?

— Пять.

— А чего у тебя дырок семь?

— Не… ну… Я не знаю… Может, рикошет?

Рылеев ехидно причмокнул:

— О, какие мы слова знаем! У кого спёр два патрона, придурок?.

Ходоков пожал плечами:

— Не было никаких двух патронов!

— Кто лежал на соседнем рубеже?

— Соколов и Кабанов…

— Кабанов!! Ты куда стрелял?! — взревел сержант. — Так, Ходоков!

Девятку и восьмёрку я у тебя отнимаю!

— Почему, товарищ сержант?

— Потому что это Кабанова пули, понял? Так что, не тридцать один, а всего четырнадцать! — Он исправил результат у себя в ведомости и покачал головой. — Плохо, Ходоков!

Кабанов на секунду задумался и выпалил:

— Товарищ сержант! Значит, у меня семнадцать!

— Что семнадцать?

— Ну… Восемь и девять… Это ж я попал!

Рылеев вздохнул и дал краткую характеристику стрелковому таланту рядового Кабанова:

— Пальцем в жопу ты попал! Понял?!

Ходоков язвительно прошептал в затылок товарища по оружию:

— Следующий раз, урод, стреляй в воздух! А лучше в себя!

Обед неумолимо приближался. Младший сержант Фомин стоял у ружпарка и командовал:

— Так! Быстрее сдаём автоматы… Перловка стынет!

Народ торопился, мечтая поскорее оказаться в столовой. Фома покрутил головой и возмущённо завопил:

— Остался один! Эй! Кто ствол не сдал?! Блин… — Он заглянул в журнал. — Гунько! Где Гунько, мать его?

— А его, кажись, и нету… — вдруг произнёс кто-то.

К ружпарку подошёл сержант Рылеев.

— Ну что, айда на хавчик?! Кого ждём?!

— Гунько! — напряжённым голосом произнёс Фома.

Рылеев обвёл глазами как-то подозрительно притихшую толпу и негромко спросил:

— Гунько?! Ну и куда он делся?

Воцарилась тишина.

Сержант обречённо посмотрел на пустое место в стеллаже. Там уже пять минут как должен был стоять автомат рядового Гунько. Но не стоял. Потом он подвёл итог тягостным размышлениям:

— Та-ак… Залёт, стало быть! — Он грозно нахмурился и заорал во весь голос, краснея от натуги: — РОТА!! СТРОЙСЯ!!

Залёт — горе общее. В том смысле, что за одного отдуваются все.

Как у мушкетёров. Только без миледи и кардинала… Доклад о чрезвычайном происшествии пошёл по инстанциям, в мгновение ока долетев до штаба. Широкомасштабный поиск в расположении роты и на прилегающей территории результатов не дал. Капитан Зубов в четвёртый раз за последние двадцать минут построил личный состав и провёл опрос.

В сухом остатке выяснилось, что никто рядового Гунько не видел и не слышал. Настал черёд вдумчивого подхода к залёту. Ротный почесал затылок, стимулируя бег военных мыслей:

— В какой тумбочке живёт солдат?!

— Слева от большого окна! — доложил сержант Рылеев.

Зубов обошёл строй и остановился.

— В этой?!

— Так точно!

Капитан открыл тумбочку. Вещи пропавшего бойца лежали на месте, в строго уставном ассортименте. То есть — мыло, зубная щётка и несколько чистых подворотничков. А сверху валялись клочки порванного письма и фото девушки. Зубов выгреб отрывки на поверхность тумбочки и пробежал глазами получившуюся мозаику.

Потом развернулся, стремительно краснея от злости.

— Что это?! — угрожающе спросил он. — Кто-нибудь видел это письмо?!

Ответа не прозвучало, и ротный с выражением процитировал:

— «…Два года — это слишком много… Давай останемся друзьями…»

Это кто-нибудь читал?!

Сержант Рылеев вызвал огонь на себя:

— Никак нет, товарищ капитан!

— «…Прости… Вероника», — прочитал персонально для него Зубов и зарычал: — Ты знал, что Гунько баба бросила?!

Рылеев промолчал.

— Сержант, почему ты не знаешь, что у твоего солдата в личной жизни творится такая херня?! — металлическим голосом произнёс ротный.

Рылеев продолжал молчать, опустив голову. В казарму вбежал рядовой Звягин и строевым шагом подошёл к Зубову.

— Товарищ капитан, разрешите…

Тот рыкнул:

— Ну что?!

— Вас в штаб! Срочно!.