Курс молодого бойца

Зубов отодвинул его в сторону, как занавеску. Он сурово нахмурился, мощным усилием воли собрав лицо в кучу, и заговорил, тяжело роняя слова в ночную тишину:

— В мотострелковых войсках творится полная херня! Командир приходит в роту, а его солдаты спят! Солдатам по хер! По хер, что пришёл командир! Что у командира сегодня родилась дочь!. Им всё по хер!

До Фомы, наконец, начала доходить причина ночного построения.

Младший сержант снова встал перед ротным и громко сказал:

— Товарищ капитан, извините, мы не знали!

Помимо воли суровые складки на лице Зубова расправились в счастливую улыбку.

Он мгновенно оттаял и пробормотал, явно прощая подчинённых:

— Не знали они… Три триста… Пятьдесят четыре сантиметра… А они не знали…

Фомин развернулся и объявил замершему строю:

— Рота! Поздравляю вас с рождением дочери капитана Зубова!

Личный состав нестройно грянул:

— Ура! Ура! Ура!

Из строя наперебой понеслись выкрики:

— С дочкой вас!.

— Поздравляем, товарищ капитан!.

Ротный окончательно отмяк и добродушно пробурчал:

— Поздравляют они… Если бы я не пришёл, хрен бы вы меня поздравили!. Дежурный, разгрузи сумку. Раздай личному составу…

Фома нагнулся и извлёк из сумки упаковку баночного пива.

Насчёт «сухого закона» в роте было строго. Поэтому он недоумённо уточнил:

— Товарищ капитан! Так это же… пиво?

— А ты что думал — капитан Зубов дочку будет лимонадом замачивать?! — усмехнулся ротный, разворачиваясь на выход.

Сержант Рылеев, не выходя из строя, скомандовал:

— Рота! Три-четыре…

Народ дружно грянул:

— ПОЗ-ДРАВ-ЛЯ-ЕМ!!

Капитан вернулся утром. Он был выбрит до синевы. Хотя лицо явно носило зеленоватый оттенок. А глаза отливали мутноватой краснотой. Тем не менее Зубов был деловит и трезв как стекло…

Немного мутноватое стекло.

Вторая рота готовилась к построению. Дневальные наводили порядок. Остальные поправляли койки и расставляли на места табуреты. Прозвучала команда:

— Рота, смир-рно!

Все замерли. Дежурный по роте младший сержант Фомин отдал честь и начал доклад по форме:

— Товарищ капитан, за время моего дежурства!.

Зубов страдальчески сморщился и попросил:

— Не ори ты так!. Вольно!

Фома понимающе кивнул и негромко скомандовал:

— Вольно! — Он опустил руку. — Товарищ капитан, мы тут открытку подписали… От всей роты! Вот. Поздравляем с рождением дочери!.

Зубов ошарашенно уставился на него.

— Как?. Подожди… — Капитан машинально взял открытку и медленно побрёл к своему кабинету, бормоча: — А откуда вы… Спасибо, конечно! Но как вы узнали? Она же ночью сегодня родилась. В час пятнадцать…

Фома удивлённо пробормотал:

— Так а вы ночью… Товарищ капитан, с вами всё в порядке?

Зубов понизил голос до полушёпота:

— А что, заметно?.

— Ну, так… — тактично ответил Фома.

— Н-да… Подустал маленько. Всю ночь мотался. В роддом, из роддома… Сам понимаешь… Голова чего-то…

Фома тоже понизил голос:

— Товарищ капитан, так может… пивка?

Зубов остолбенел, не веря услышанному:

— Какого пивка? Ты чего, Фомин?! Откуда в роте пиво?!

— Осталось… то есть… мы специально… Для вас достали, — нашёлся младший сержант.

Зубов рыкнул:

— Так, сержант! Я смотрю, вы здесь совсем страх потеряли! Скоро бордель в роте откроете! — Он поморщился от своего же крика и махнул рукой. — Ладно! Тащи пиво! Но чтобы больше… Чтобы в последний раз, понял?!

Обед в солдатской столовой шёл по распорядку. Рядовые первого года службы бодро налегали на неизменную перловку. Кабанов привычно ухватил со стола хлеб и спрятал в карман. Сержанты, как обычно, неторопливо ковырялись в тарелках.

В столовую лёгким шагом вошла медсестра, держа в руках бумажный кулёк. На её лице блуждала улыбка. Она прошла по проходу между столами. Вслед за ней по залу пронёсся неизменный гул недовольства.

Мишка наклонился и пробормотал вполголоса:

— В такие моменты, кажется, поубивал бы их всех…

Кузьма удивлённо спросил:

— У тебя что с ней — серьёзно?

— Ну… не в этом дело. Просто нельзя же так с человеком, — как-то стушевался Мишка.

Рядовой Евсеев по привычке прохрипел в спину медсестре:

— О, пошла с-сука!

Старший сержант Пылеева демонстративно медленно обернулась и отчётливо произнесла, глядя ему в глаза:

— Рот закрой, кобель кастрированный!

Столовая на секунду примолкла, потом грохнула от хохота.

Медсестра спокойно направилась в сторону кухни.

Офонаревший от неожиданного отпора Евсеев остался сидеть в полном непонимании. Сержант Прохоров озадаченно буркнул:

— Ни хрена себе. Чё это с ней сегодня?.

Ирина зашла на кухню и высыпала витамины в котёл с компотом.

Повар Сухачёв прервал беседу с Рылеевым. Он поглядел на неё, не скрывая любопытства. Она подмигнула:

— Что, чай вдвоём?

Сухачёв невольно улыбнулся в ответ:

— Не, чифир в одиночку. А ты, я смотрю, цветёшь и пахнешь?

Медсестра кивнула, выходя из кухни:

— Весна. Природа торжествует…

Но Сухачёв всё-таки успел оставить за собой последнее слово:

— Смотри, с опылением поосторожней! — Он снова повернулся к Рылееву. — Не узнать человека…

Но сержанта в данный момент перемены в облике медсестры интересовали в последнюю очередь.