— Ну-ну! А давайте проверим?! — по-доброму предложил Бородин…
В спортивном городке видели «духи». Они гроздьями облепили турники и покачивались. Младший сержант Фомин ходил вдоль болтающихся тех и красочно комментировал:
— Значит так, Ходоков, упражнение «сарделька» у тебя получается зашибись! Вопрос — когда уже эта сарделька начнёт делать подъём с переворотом?!
Следом за младшим сержантом гулял нестройный хохот. Висеть и смеяться было трудно. Но без смеха наблюдать за товарищами не удавалось почти никому. Неожиданно на дорожке, ведущей к казарме, появился бегущий Кабанов. Он финишировал у турников и, тяжело дыша, доложил:
— Товарищ младший сержант! Срочное построение в роте!
Фомин недоумевающе поинтересовался:
— А что случилось?
— Не знаю. Там Бородин рвёт и мечет! — пропыхтел Кабанов.
— Пипец, — буркнул Фома вполголоса и громко скомандовал: — Рота, строиться!
В казарме царила разруха. Складывалось впечатление, что здесь прокатилась взрывная волна, после неё прошлись мародёры, а за ними — стадо мамонтов. Тумбочки валялись на полу. Их содержимое было разбросано по полу. Несколько кроватей в перевёрнутом виде загораживали проход…
Рота замерла по стойке «смирно». Командир части прошёлся перед строем. Обе руки он держал за спиной. Видимо, чтобы не усугублять разрушения. Но сдерживаться было трудно, и Бородин оглушительно взревел, обращаясь к ротному:
— Почему-у?! Почему, капитан, твои солдаты по ночам жрут каблуки?!
— Никак нет, товарищ полковник… Не жрут! — попытался возразить Зубов.
Бородин с трудом расцепил руки и потряс в воздухе каблуком.
— А это что?!
— Каблук, товарищ полковник!
— И где я его нашёл?!
— В тумбочке, товарищ подполковник!
— А раз каблуки лежат в тумбочках, значит, солдаты по ночам их жрут!! — снова заорал Бородин. — Жрут каблуки… и запивают их зелёнкой! — В другой руке командира части оказался пузырёк с зелёнкой. — Наведи порядок у себя в тумбочках, капитан!
Бородин поспешно всунул каблук и зелёнку Зубову в руки, развернулся и покинул казарму. Ротный остался стоять, провожая его взглядом. Как только дверь за командиром части захлопнулась, Зубов бросил на пол злополучный каблук вместе с проклятой зелёнкой и взорвался:
— Твою мать!! Какой… мудак… всё это… оставил в тумбочке! Фомин!
— Я, товарищ капитан!
Ротный пнул ногой лежащую рядом тумбочку:
— Чья тумбочка?!
— Соколова и Ходокова!
— Соколов?! — завопил капитан.
— Я! — отозвался Кузьма, предчувствуя недоброе.
Предчувствия его, как говорится, не обманули. Зубов подошёл вплотную и выхватил из своего кармана банку тушёнки.
— Это чьё? — он сунул банку под нос подчинённому.
— Моё, товарищ капитан!
— Это хорошо, что я успел от командира части спрятать! Откуда она у тебя, рядовой?!
Кузьма героически промолчал. Зубов повернулся к старшине роты:
— Товарищ прапорщик, откуда у твоего солдата тушёнка?!
Шматко откашлялся, бочком подбираясь поближе.
— Разрешите взглянуть, товарищ капитан!
Получив в руки банку, он повертел её в руках:
— Откуда она у тебя, Соколов?!
Такой подлянки от прапорщика Кузьма не ожидал. Ему стало обидно.
— Так… э-э… вы же мне сами… — начал он.
Закончить ему Шматко не дал. Он повысил голос, перебивая обиженное бормотание рядового:
— Что ты мычишь, как корова?! Я русским языком спрашиваю — где взял тушёнку?!
Потрясённый солдат снова попытался раскрыть рот. Но ему не удалось вставить ни слова.
— Молчишь?! А я знаю!. — завопил прапорщик. — Посылка из дому пришла!. А тушёнку заныкал в тумбочку! С товарищами не поделился!! Так?!
Кузьма Иванович понял, что признаваться, откуда взялась проклятая банка, нельзя. Он покраснел и смолчал. Прапорщик с нажимом спросил:
— Я спрашиваю, так или нет, товарищ солдат?
— Так… — тихо ответил Кузьма.
Шматко облегчённо выдохнул:
— Ну вот!. Товарищ капитан, разрешите наказать своей властью?!
Ротный махнул рукой:
— Валяй!
— Рядовой Соколов! Объявляю вам два наряда вне очереди!
— Есть два наряда вне очереди, — еле слышно произнёс солдат.
По окончании разноса личный состав засуетился, ликвидируя разруху, оставшуюся после наведения порядка полковником Бородиным. Капитан Зубов помчался домой, к дочке. Шматко завёл Кузьму к себе в каптёрку. В руках прапорщик держал всё ту же злополучную тушёнку.
— Ты, Соколов, хоть и умный, но дурр-ра-а-к… — сказал он. — Такое чувство, что ты периодически мозги отключаешь. Это ж додуматься…
Целую банку тушёнки в тумбочку засунуть! Ты бы ещё её… вообще её…
Куда-нибудь на тумбочку поставил!
Обиженно молчащий объект воспитания вскинулся:
— А куда мне было её деть?
— В себя, Соколов, в себя! Как у нас в армии… Дают — жри, бьют…
Отставить! В нашей армии не бьют!.
— Не успел я съесть…
— А в тумбочку запихать успел? Меня в какое идиотское положение поставил? Я ему… как человеку… банку тушёнки от души оторвал! А он… — Шматко посмотрел в лицо Кузьме. — Из-за нарядов дуешься? А что я, по-твоему, должен был сделать? Ты мне ещё спасибо должен сказать! Если б не я, ротный бы тебя так вздрючил! У него власти, между прочим, поболее моей будет! Да не молчи ты так!!