Курс молодого бойца

— Ну, Ирина Дмитриевна, вы насмешили! Боже мой, Ирочка, если б ты знала, сколько раз в жизни я слышал эту фразу! — Он встал и начал прохаживаться по кабинету. — Пойми! Амур, он как наши солдаты на стрельбище… Он сразу в десятку не бьёт… Ему пристреляться надо!

— Боюсь, Виктор Романович, я вас никогда не полюблю…

Майор картинно взмахнул руками.

— Тихо! Тихо, Ирочка! Никогда больше так не говорите! Жизнь — штука сложная! А любовь — ещё сложнее! К тому же вы меня совершенно не знаете…

— Виктор Романович, как вы не поймёте? Я лю-блю дру-го-го!!

Колобков медленно приблизился и заглянул ей в лицо.

— Позвольте узнать имя соперника?

— А вот этого я вам сказать не могу, — твёрдо ответила Ирина.

— Кхе-кхе… Ну и ладно! — Колобков надел фуражку и попятился к выходу. — А знаете, как в песне поётся: «Сердце красавицы склонно к измене… и пе-ре-ме-не!» А вы у нас, Ирина Дмитриевна, красавица! Так что всё переменится, вот увидите. Ах да, совсем забыл сказать! Я ОЧЕНЬ настойчивый!

Он улыбнулся и вышел…

Первая попытка продать песцовую шкуру не удалось. Капитан Зубов озадаченно спросил:

— И куда я его?

— Как куда? Жене на воротник! Недорого. Полторы тысячи…

Ротный присвистнул:

— Ничего себе «недорого»! У меня сейчас дочка тянет: памперсы купи, манеж купи… Сейчас вот коляску брать надо. Скоро самому песец приснится!

Прапорщик подумал и философски изрёк:

— Да-а, дети — цветы жизни…

Вторая попытка прапорщика Шматко оказалась намного удачнее.

Он вошёл в кабинет заместителя командира части по воспитательной работе и деловито произнёс:

— Виктор Романович, дело есть. На полторы тысячи…

Колобков заинтересованно протянул:

— Ну-у…

Прапорщик достал шкурку и положил на стол.

— Что это?! — удивился майор.

— Песец!

— Настоящий?

— Обижаете! Вчера ещё бегал!

— Сколько? — осторожно поинтересовался Колобков.

До этого момента он дела с песцами не имел. И почём котируются шкуры заполярных тварей, не имел ни малейшего понятия.

— Я же говорю — полторы штуки! — интимно прошептал Шматко.

— Полторы штуки чего?

— Наших, родимых… Посмотрите, как на солнце играет, а! Какой будет воротник! Кстати, сотню могу сбросить…

Колобков взял бывшего песца в руку и повертел, рассматривая на свет. Потом подозрительно спросил:

— А чем это он… пахнет?

Шматко не задумался ни на секунду:

— Чем он может пахнуть?! Тундрой!

— Кто-то умер в этой тундре! — с сомнением пробормотал майор.

— Ну, песец и умер… Ещё полтинник сброшу! Это ж проветрить можно! — надавил на потенциального покупателя прапорщик.

— Ладно, за тысячу заберу! — решился Колобков.

— Да вы что, не могу… Тысяча триста — минимум!

Колобков прикинул и согласился:

— Давай так — ни тебе, ни мне… Тысяча сто! — Он протянул через стол руку.

— Договорились! — обрадовался Шматко. — Тысяча сто… пятьдесят!

Они скрепили сделку рукопожатием…

Плоды коммерческого гения старшины рота пожала перед вечерней поверкой. Сержант Прохоров со списком вышел перед строем.

— Сейчас я верну вам бабки, и больше Вакутагин никому ничего не должен! — торжественно объявил он. — Не забудь, Вакутагин, потом старшине спасибо сказать. Прямо по списку и пойдём! Гунько!.

— Я!

— Двадцать рублей! Та-ак! Кабанов!

— Я!.

— Сорок!.

Олег Николаевич прикручивал к стене вешалку. Он завинтил последний шуруп.

— Видишь, Машенька, как хорошо, когда в доме есть мужчина! — восторженно отреагировала Анжела Олеговна.

— Настоящий мужчина, мама! — с готовностью поддержала её Маша.

Шматко удовлетворённо крякнул:

— Ну вот! Теперь не упадёт! Хоть на каждую вешалку по шубе!

— Ой, Олег Николаевич, скажете тоже! Откуда у нас шубы? — засмеялась мама.

— Ну, это дело наживное… Я вот недавно имел дело с песцом… По работе…

Анжела Олеговна вздохнула:

— Не травите душу… Песец — мечта моей жизни!

Прапорщик удивлённо спросил:

— Песец?. А как же норка?!

— Норка тоже ничего, но с песцом ни в какое сравнение не идёт…

— Ну, ё-моё! Анжела Олеговна! — с чувством взвыл Шматко.

— Виктор Романыч… Можно? — В небольшую дверную щель протиснулась голова старшины второй роты.

Убедившись, что посторонних в кабинете майора Колобкова нет, прапорщик подошёл к столу и выложил деньги.

— Вот! — сказал он.

Колобков посмотрел на деньги, затем на Шматко. Ничего не понял и спросил:

— Что это?

— Деньги… за шкурку.

— Не понял, — честно признался майор.

— Виктор Романыч, я это… передумал. Самому до зарезу нужна!

Колобков уточнил:

— То есть ты хочешь её у меня КУПИТЬ?

— Нет, хочу обратно поменяться… Вот ваши деньги.

— Ну так поменять на деньги — значит купить! Маркса читал? Могу дать.

— Спасибо, — вежливо отказался прапорщик. — В общем… вот тысяча сто пятьдесят!

Колобков рассмеялся:

— Ха!. Ты меня ограбить хочешь! Ей цена — полторы тысячи!

Офонарев от такой наглости, Шматко выпучил глаза.

— Так… как… Я ж… ещё вчера!

— Слушай! Тебе и впрямь надо Маркса почитать! — серьёзно пояснил Колобков. — То было вчера, а то — сегодня! Рыночная экономика!

— Так она же… пахнет! И блестит не очень!

— Я её, между прочим, проветрил! Так что тысячу сто пятьдесят она уже никак не стоит!.