Курсант Его Величества

Тогда Георг уехал, не смог переломить себя. Слишком сильно обжигала всколыхнувшаяся ярость. Ему нужна была холодная голова, чтобы беседа прошла спокойно. А теперь вернулся и даже вышел из флайдера, но так и не сделал следующего шага. Стоял и смотрел на дом, за стенами которого скрылся человек, возомнивший себя богом, которому дано право рушить чужие судьбы. Поморщившись, Саттор приказал себе: «Вперед», – но всё еще не двинулся с места, раздумывая, что он скажет Алексу. Генерал Саттор был мастером рубить с плеча, не утаивая свои мысли, не видел в этом смысла. А сейчас нужна была дипломатия.

– Да какого черта? – разозлился на себя Георг.

И зашагал к входной двери. Он уже поднял руку, чтобы вызвать Романова, когда дверь открылась, и он сам появился на пороге. Два генерала, герои Геи, доблестные вояки, они застыли друг напротив друга, скрестив зазвеневшие клинки взглядов.

– Здравствуй, Георг, – первым отмер Романов.

– Здравствуй, Алекс, – ответил Саттор. – Поговорим?

– Не о чем, – ответил ректор Третьей Космической Академии.

Он попытался обойти коммандера, но тот сделал шаг в сторону, вновь преградив Алексу путь.

– Есть о чем, – твердо произнес Георг.

Романов поджал губы, некоторое время буравил упрямым взглядом товарища по оружию и все-таки сдался.

– Хорошо, поговорим, – ответил Алекс. – Но это лишь из уважения к тебе лично, Георг.

Генералы брели по городской улочке, не спеша нарушить воцарившееся молчание. Каждый думал о своем, но, скорей всего, об одном и том же. Романов знал, зачем появился Саттор, и коммандер понимал это. Георг всё еще пытался подобрать слова, чтобы не сорваться в первые минуты разговора, Алекс сохранял на лице непроницаемое выражение, и это еще больше злило Саттора.

– Слышал, ты сопровождал посольство к трианам, – неожиданно произнес Романов. – Как прошло? Подпустили без угроз?

– Им это посольство нужно больше, чем нам, так что характер не показывали, – ответил Георг. – Спокойно прошли.

– А я иногда скучаю по всему этому, – Алекс сделал неопределенный жест, показывая вверх. – В кровь въелось, но жена умоляла остаться на Земле. После Траора срок контракта истек, она настояла, чтобы не возобновлял. Сказала, что устала трястись, ожидая, когда я свяжусь с ней. И знаешь, я подумал, что и вправду хватит с меня смертей, увечий тех, кто окружает меня. Хватит взрывающихся машин и подсчета потерь. Хватит крови, устал. Я хотел просто жить и наслаждаться тихим семейным счастьем, любить жену, видеть, как взрослеет моя дочь. Я думал, что вся грязь осталась за спиной, свято верил в это…

Саттор не спешил ответить. Он поглядывал на Романова, вдруг отчетливо ощутив, что это не просто слова. Алекс сейчас открывался ему, наверное, даже говорил то, о чем еще никому не говорил. Каменная маска ректора космической академии зазмеились трещинами, и на Георга взглянул обычный человек, уставший, разочарованный, терзаемый затаенными мыслями.

– Когда-то я хотел сына, всегда верил, что первым у меня обязательно родится мальчик, но родилась Ильса… Кажется, я даже ощутил разочарование, когда узнал о девочке. До последнего надеялся, что медики ошиблись. Глупо, конечно, знаю. А потом я взял ее на руки, ощутил тепло маленького беззащитного тела… Знаешь, это стало моим главным и лучшим воспоминанием. Именно этот момент – наше первое знакомство. Плоть от плоти, кровь от крови, моя малышка… Я тогда чуть не сдох от умиления. Глядел на ее личико, слушал тихое сопение и понимал – это мое. Мое, черт вас всех задери! Самое родное, самое ценное, из всего, что у меня было, есть и будет. Жена… Да, любимая женщина, да подруга, соратница, хранительница очага – столько эпитетов, а по сути чужой человек, с которым мы однажды решили жить вместе. А вот дочь, она часть меня. Единственная, понимаешь?

Георг кивнул, он понимал, прекрасно понимал, что хочет сказать Алекс, и оттого ему стало еще тревожней.

– Наверное, я был плохим отцом, – Романов мученически покривился и отвернулся от коммандера. – Несмотря на всю мою любовь к дочери, я мало уделял ей внимания. Бесконечные рейды, боевые задачи, потом психологическая усталость и откат. Мне требовалась тишина, немного уединения на природе, и на рыбалку я сбегал чаще, чем водил Ильсу в зоопарк. Да и характер мой… Сам знаешь. Вместо того, чтобы сказать дочери, как сильно ее люблю, я приказывал, наказывал, воспитывал, – Романов как-то горько усмехнулся и снова посмотрел на Георга. – Я почти не видел, как росла моя девочка, и когда не стал продлевать контракт, решил, что теперь-то уж вдоволь наговорюсь с ней, узнаю, чем живет, о чем мечтает, а оказалось, опоздал. Моя дочь уже успела повзрослеть. Влюбилась, начала бегать на тайные свидания. Какой-то чужой и незнакомый парень украл у меня мою дочь…

– Отцовская ревность?