С августа 1943 года начало казаться, что немцы не выиграют эту войну, и поэтому «Азат Кърым» начала публиковать статьи, призывавшие народ к спокойствию. Однако у судьбы были иные планы касательно зарождавшейся на полуострове свободы. С октября 1943 года, когда немецкие войска стали отступать, жители оккупированных территорий, дабы не попасться в руки большевиков, последовали за ними. Те, кто успел эмигрировать до занятия Красной армией Крыма в апреле 1944 года, полагали, что избежали большевистской резни. Однако переселенцев догнали. Когда советские войска заняли Румынию и Добружду, агенты советских спецслужб вычисляли беглецов, получивших новые паспорта, и депортировали их в Советский Союз. Их дальнейшая судьба и по сей день остается неизвестной.
Из Симферополя в Алушту вела долгая дорога, по обе стороны которой были разбиты виноградники. По этой дороге шла молодая пара. В руках у них были чемодан и узелок, а женщина крепко прижимала к груди закутанного в пеленки младенца. Кругом цвела весна. Изумрудная зелень виноградников переливалась под лучами заходящего солнца. Однако пара, казалось, ничего не видела. За ними словно кто-то гнался. Не произнося ни слова, мужчина и женщина поспешили к небольшому домику, стоявшему на вершине спускавшегося к морю холма. Этот домик с выбитыми окнами и разбросанными всюду поломанными досками выглядел безопасным. Одно из окон было распахнуто, и из него виднелся кусок старой перештопанной занавески. Молодая пара, переглянувшись, боязливо постучала в дверь. Спустя некоторое время кто-то в доме потянул ее на себя, и она распахнулась. Люди переглянулись. Мужчина заговорил первым:
– Дядя Мехмет!
Он немного выждал.
– Дядя Мехмет, это мы – Омер и Мерьем.
Голос, донесшийся из полутьмы в ответ, был таким же уставшим, как и стоявший на пороге человек. Каждая морщина, залегшая на его лице, была оставлена болью, горечью и бедствиями. И только ясные темно-синие глаза и строгая линия скул, обозначенная линией белоснежной бороды, скрывали его истинный возраст. Мирзе Эминову исполнилось восемьдесят семь лет. Он и сам не знал, как дожил до такого возраста. Его дети один за другим оказались в руках у красноармейцев, он потерял жену и внуков. Он жил в этом старом доме уже долгие годы и ревностно оберегал виноградник – единственное напоминание о прошлом. Он оставался здесь, в этом родном ему мире, и частенько думал о прошлом, прогуливаясь посреди пышных лоз муската и изабеллы. Он боялся выйти на Садовую улицу. Ему больше не хотелось соприкасаться с этой чужой, не принимающей его жизнью.
– Добро пожаловать, дети! Проходите!
– Нет, дядя Мехмет, – ответил мужчина. – Мы не будем вас отвлекать. Мы пришли попрощаться. Уезжаем.
– Куда?
– Уходим с немцами. Полагаемся на волю Аллаха. Куда-нибудь да приедем, в Германию или в Италию. Оттуда доберемся до Турции.
Мехмет обеспокоенно спросил:
– Уверены ли вы в своем решении, дети? Не сгиньте в пути! К тому же с вами ребенок.
– Все лучше, чем попасть к большевикам. Они больше не дадут нам жить.
Пожилой человек знал, что они правы. Он кивнул.
– Пойдем с нами, дядя Мехмет. Немцы принимают всех. Прошу вас.
Мехмет улыбнулся и отрицательно покачал головой.
– Сынок, оставь меня в покое, я старый человек, к делу непригоден. Спасайтесь! Мне уже незачем стремиться к новой жизни, дожить бы старую.
Мерьем решила вмешаться:
– Сюда идут большевики, дядя Мехмет. Кто знает, что они с вами сделают?
– Неужели вы думаете, что я прожил на этом свете восемьдесят семь лет, но так ничему и не научился? Клянусь Аллахом, я больше никому ничего не должен. С меня уже все спросили. У меня осталась лишь моя душа.
Перешагнув через порог, старик погладил бороду и, бросив взгляд на Черное море, произнес:
– И все же, мне интересно. Зачем Аллах так долго ждет, чтобы забрать меня? После стольких испытаний неужели хочет испытать меня еще? Кто знает… Что ж, дети, не буду вас задерживать. Счастливого пути, Бог с вами!
Молодые люди, расцеловав старика, поспешили выйти на главную дорогу.
Мехмет Эминов уселся на старый стул с поломанной спинкой, стоявший у входа в дом. Он долго смотрел на виноградники и видневшуюся за ними голубую полоску моря. Звонкие голоса этих красивых, рослых и здоровых молодых людей напомнили ему о днях, когда его жена, чьи наполненные любовью глаза переливались искренним теплом, играла на пианино. Все, что осталось у него здесь от тех дней, – лишь этот дом да виноградник. Там, в стране, лежавшей на другом берегу моря, еще оставалась часть его прошлого – сын Сеит. Мехмет Эминов не забыл горестного расставания с сыном. Однако то, что тот был жив, успокаивало кровоточащее сердце.
Думал ли Сеит о своем отце? Скучал ли по семье, по родине? Был ли таким же пылким и страстным? Сам того не желая, старик улыбнулся.
«Упрямец!» – подумал он. Сколько раз его сын поступал по-своему. Сколько раз считал себя правым. Какой же богатой на события была его жизнь! Изменило ли время Сеита? Быть может, женитьба и отцовство охладили его пыл.