Кусачая книга

Тем временем Радамант Денделион остриём меча чертил на мёрзлой земле руну, причём делал это быстро и сноровисто. Поскольку Мангустина уже использовала эту руну, она мгновенно её узнала: это была руна призыва Всадника.

Закончив, судья поставил шляпу в центр руны. Казалось, он колеблется, но в итоге всё же вызвал Аллегорию смерти.

С полминуты ничего не происходило. Более того, звуки взрывов вокруг смолкли – алгосы перестали действовать.

«Магический сбой», – поняла Мангустина.

Взбешённый судья начал всё сначала, удвоив меры предосторожности. Мангустину охватила дрожь, и у неё застучали зубы. Над землёй заклубился густой белый туман. Наконец раздался стук копыт: к ним стремительным галопом приближался конь. На лице судьи заиграла широкая улыбка, и в груди у Мангустины бешено заколотилось сердце. Бандит прижался к её ноге – ему тоже было страшно.

* * *

– ОТМОРОЗКИ СВЯТЫХ РОЗОГ ВСЕХ РАЗМАЖУТ БЕЗ ВОПРОСОВ! ДА-А-А-А-А!

Голос из громкоговорителя неуверенно пытался оспорить победу Чарли, но было уже слишком поздно. Разрешение воспользоваться чужой тыквиной, выданное несколько минут назад Хризантеме, распространялось на всех участников скачек, и отменить его было бы невозможно. В любом случае публика, похоже, не видела в этом ничего страшного, а Селестен Бурпен уже достал что-то вроде сверхмощного рупора и жизнерадостным фальцетом выкрикивал «Браво!», а потом и вовсе передал рупор младшим товарищам. Дурацкая песенка в поддержку Святых Розог загремела над всей ареной, а ребята яростно размахивали полотнищем, украшенным головами единорогов. Лилий Атравис пытался призвать своих подопечных к порядку, но делал это мягче обычного.

Болельщики Святых Розог устроили невообразимый шум. Те, кто поддерживал Хризантему и Софронию, присоединились к торжествующим и бросились им на шею. Они радовались уже тому, что Хризантема вообще сумела завершить гонку, ведь борьба развернулась нешуточная. Трибуна Торуса, поначалу возмущавшаяся из-за того, что их кумир лишился своей тыквины, теперь весело хихикала. Тибальда и Марузу низвергли с пьедестала, и болельщиков Торуса это ужасно обрадовало: пусть он сам не выиграл, но и Тибальд не победил. Только почитатели Тибальда сидели мрачнее тучи.

– Моя тыквина! Он украл мою тыквину! – надрывался Тибальд. – Где мой отец?!

Однако после побега дракона, проделавшего брешь в стене Чистилищного, у верховных магов Тэдема появились более срочные дела, нежели юношеские скачки на тыквинах. Сейчас все академики отправились к лабиринту, и их сопровождали большинство патрульных.

А главное…

– ДА ГДЕ ЖЕ НАШ ПОБЕДИТЕЛЬ?! – вопил голос. – ПРОСИМ ЧАРЛИ ВЕРНЬЕ НЕМЕДЛЕННО ВЕРНУТЬСЯ И ПОДНЯТЬСЯ НА ПЬЕДЕСТАЛ!

В конце концов приз забрала Джун, растолкав всех, кто пытался ей объяснить, что это право есть только у возницы.

Журналисты из «Магического вестника» поспешили запечатлеть её физиономию своими зеркалами: писаки радовались возможности немного оживить газетные страницы этой неожиданной победой. Джун услужливо лучилась улыбкой, но думала только об одном: хоть бы с Чарли и Мангустиной всё было хорошо.

Тем временем Чарли уже успел отъехать от Тэдема на несколько километров и теперь на полной скорости мчался по полям в тыквине Тибальда в Чистилищное.

– Он вернулся! – воскликнул Чарли вдруг. – Всадник вернулся!

Чарли в ужасе оглядывался по сторонам: казалось, окружающий ландшафт зловещим образом изменился. Вот только его предупреждения никто не услышал.

* * *

Стук копыт стал громче, и Всадник выскочил из шляпы с ужасающим грохотом, будто разрывая ткань мироздания. Он шумно вздохнул, и весь белый туман вдруг разом исчез, будто поглощённый зловещей фигурой. Грохот тоже смолк, как если бы Всадник одним своим присутствием поглотил и его.

Мангустина слышала лишь биение своего сердца, кровь бешено стучала у неё в висках. Звон сконцентрировался в её правой барабанной перепонке – это её ужас бил тревогу. Ей становилось трудно дышать. Мангустина даже не дрожала – всё её тело словно превратилось в кусок сухого дерева. Если бы Всадник откинул назад свой плащ, дуновения ветра наверняка оказалось бы достаточно, что опрокинуть её навзничь.

Девочка пригляделась к нему внимательнее – в любом случае, она не могла смотреть ни на что другое, а страх не давал ей даже зажмуриться.

Похоже, Всадник был в прекрасной форме. Даже его чёрный конь, сердито рывший землю тяжёлым копытом, казалось, стал больше лосниться.

Сама же Аллегория смерти осталась, как и прежде, худой, облачённой в широкие чёрные одежды; шарф скрывал лицо Всадника, широкие поля шляпы слегка колыхались на ветру. А главное – его коса, огромная коса с прозрачным клинком, тускло светилась убийственным блеском.

– Вы призвали меня, – произнёс Всадник загробным голосом. – А вы изменились…

Окаменевшая от ужаса Мангустина растерялась: ей показалось или в голосе Аллегории смерти прозвучало едва уловимое разочарование? Две Аллегории посмотрели друг на друга, и стало ясно: они друг другу не нравятся.