Кушетка

— Он звонил мне перед обедом. Сказал, что предложил тебе новую работу. А ты опять вышел из себя.

Чарльз сел.

— Это не работа, а оскорбление! Ночной сторож на складе...

— Ты же понимаешь, что он хотел тебе помочь. В данный момент ничего другого просто не было.

Чарльз покачал головой.

— Я-то понимаю, но вы — нет. Я хочу делать что-то стоящее, я хочу быть особенным...

— Мы все особенные, Чарльз...

— Вы знаете, что я мог стать маклером?

— Как твой отец?

— Мой отец? Мой дед — вот кто был большим человеком. Он основал компанию. Он стал миллионером до того, как ему стукнуло тридцать. А отец, взяв дело в свои руки, пустил все на самотек. Весь бизнес пошел к черту из-за того, что он не умел вести дела. Если бы не он — я бы здесь не был.

— Это верно, — лицо Янца было бесстрастным, как у игрока в покер. — Если бы не наши отцы, нас не было бы на свете.

Какая банальщина. Наверное, они оба могли бы выступать на сценах Лас-Вегаса.

Чарльз попытался улыбнуться.

— Вы знаете, что я имею в виду... когда я здесь, на кушетке.

— А ты действительно здесь? Расслабься. Вот так-то лучше. Хочешь курить?

Чарльз покачал головой. Что за манера — обращаться с ним, как с ребенком? Третировать его, как ребенка... как делал тот старик... Ладно. Бояться нечего. Он здесь не просто так. Терапия. Нужно примириться с этим.

Чарльз снова лег.

— Мой отец... — произнес он. — Мой отец никогда не верил в меня.

— А кто верил, Чарльз? Твоя сестра?

— Да, Руфи.

— Ты говорил, она старше тебя, верно?

— На два года.

— Какая она, Руфи?

— Прекрасная девушка. Прекрасная.

И вдруг он увидел ее — увидел отвратительное, сморщенное лицо ведьмы...

Руфи...

Теперь она снимала маску. Она улыбалась ему, встряхивая гривой золотых волос.

— На ней была резиновая маска для маскарада в канун праздника Всех Святых. Я собирался идти с ней...

Чарльз слушал собственный голос, рассказывающий доктору Янцу о Руфи, объясняющий, как это было; но мысленно был далеко-далеко, он вспоминал себя-подростка в военном мундире, взятом напрокат для маскарада. Он чувствовал запах резиновой маски, когда брал ее из рук Руфи; он поднимал руку, чтобы коснуться волос Руфи, ощутить шелковые пряди кончиками пальцев...

Но все-таки он слышал доктора Янца.

— Ты был очень высокого мнения о сестре, да?

— Конечно, я восхищался ею.

И в тот же момент, когда он отвечал, — он шептал что-то на ухо Руфи. Потому-то и касался ее волос, хотел убрать их в сторону — они мешали шептать... Надо бы сказать об этом Янцу, так, чтобы он понял...

Но Янц снова говорил.

— Вы были очень близки, правда?

— Мы делились тайнами друг с другом.

— Какими тайнами, Чарльз?

Черт побери, он не имел никакого права задавать этот вопрос. Намекать. Совать нос.

— Какими тайнами?

...Дверь позади медленно отворялась, и Руфи подняла взгляд, предупреждая его, что надо отодвинуться. А совсем в другом месте Чарльз, чувствуя пот на ладонях, стискивал кулаки и бормотал:

— Теперь вы говорите так же, как он...

— Кто, Чарльз?

...Дверь отворялась все шире, и он уже видел в проеме темный силуэт. Но он не хотел его видеть, поэтому ответил:

— Никто... никто!..

— Кто это, Чарльз?

— Я не знаю...

...Закрой дверь. Заставь тень исчезнуть. Захлопни ее. Этого не было. Ты не там. Ты здесь, на кушетке.

— Сказано вам, не знаю!

Вот где ты должен быть. Но ты не должен мучить себя.

Он сел, мотая головой.

Янц поднялся. Положил руку на плечо Чарльза.

— Я знаю, иногда это болезненно. Но теперь мы не можем остановиться. Чарльз поднял голову и кивнул. Но кивал он не Янцу, и не ему ответил

невнятно:

— Да... мы не можем теперь остановиться...

12

Крицман, свесив ноги, неподвижно сидел на столе. Оставалось допросить лишь одного человека, и пустая допросная выглядела странно. Крицман и себя ощущал до странности пустым. Он знал, что просто тянет время, делая то, что полагается в подобных случаях. Его тошнило от всего, даже от звука собственного голоса.

— И оба убийства, похоже, совершены по одной и той же схеме. Вы уверены, мистер Холлингсворт, что ваш брат в этот день пошел в нижний город один?

Маленький, усатый мистер Холлингсворт закивал.

— Разумеется. Ральф всегда ходил по четвергам в кино. Это его день. Выходной...

— Продолжайте, мистер Холлингсворт.

— Я не могу понять. Такой милый, безобидный человек, ни одного врага во всем мире...

В дверях появился, щелкая пальцами, Боннер. Крицман взглянул на него. Боннер крутанул головой, хмурое выражение лица говорило о чем-то чрезвычайном.

— Лейтенант!

Он мог не продолжать. Крицман соскочил со стола.

— Извините, мистер Холлингсворт, я на минуту выйду.

Крицман поспешил за приземистым сержантом. Лейтенант больше не чувствовал себя пустым, его переполняло возбуждение. Он знал, что его ждет, — еще до того, как вошел в свой кабинет и обнаружил там Слоуна. На этот раз все было готово: подстанции находились в постоянной готовности, выставлены дополнительные посты.

Слоун указал на телефон и сделал жест: „Не волнуйтесь”. Крицман, поднимая трубку, кивнул ему.

— Говорит лейтенант Крицман.

— Алло, лейтенант, — услышал он знакомый голос.