Кувейт. Мозаика времен

По одному из преданий, суллабы — это потомки женившихся на арабках крестоносцев, оставшихся в Сирии после крестовых походов. Оттесненные арабами в пустыню, они, чтобы выжить, занялись охотой; и сделали своей основной профессией промысел на газелей и сопровождение торговых караванов. Со временем некоторые из семейств суллабов отодвинулись в Аравию. Кстати, название их происходит от арабского слова «салиб», то есть «крест».

Согласно другому преданию, суллабы — это потомки одного из племен легендарных набатеев, союзников христианской Византии. По воспоминаниям путешественников, они почитали полярную звезду. Хранили у себя священные книги, написанные на халдейском языке. В Мекку паломничество не совершали. Для исполнения религиозных обрядов посещали Харран, что в Северной Месопотамии. Как бы то ни было, но охотниками они слыли маститыми. Знали толк в ловчих птицах. Охотились в основном с соколами и кречетами.

Во время празднеств суллабы устанавливали в местах своих гуляний крест, и вывешивали на нем выходное женское платье. Полковник Льюис Пелли, британский резидент в Персидском заливе, рассказывая о суллабах, отмечал, что гербом-символом их был не полумесяц, а крест.

Разговаривали суллабы на арабском языке, но вот обычаи и традиции их, по словам Захры Фрис, дочери полковника Х. Диксона, разительно отличались от тех, что соблюдали коренные аравийцы. Лиц своих женщины суллабов не скрывали. Танцевали вместе с мужчинами. «Арабы чистокровные» относились к ним с презрением, как к людям, в их понимании, «нечистым» (15*).

После обильных дождей, вспоминает Вайолет Диксон, в пустыне образовывались настоящие озера, куда прилетали утки. На них устраивали охоту. Тогда же занимались и сбором аравийских трюфелей, величиной с картофелину, очень вкусных. Их «удивительным образом», говорит она, находили под песком ребятишки, увлеченно игравшие в «охоту на зубайди». Так аравийцы называли трюфеля — в честь знаменитой Зубайды, жены легендарного халифа Харуна ал-Рашида (правил 763–809). Эта необыкновенная женщина, отличавшаяся умом, красотой и добрым сердцем, прославилась тем, что распорядилась обустроить древний паломнический путь из Месопотамии в Мекку — оборудовать его военно-сторожевыми постами с караван-сараями и цистернами с водой. Стояли они вдоль всей Дороги Зубайды, как прозвали этот тракт пилигримы, на расстоянии 20–25 миль друг от друга, что составляло в то время однодневный переход[755].

Дождь в Аравии, пишет в своих воспоминаниях о Кувейте, Захра Фрис, это в ее время — главная тема разговоров бедуинов. Ведь дождь в Аравии — это жизнь. Он питал пастбища, а они, в свою очередь, — домашний скот.

Самым удивительным животным Аравии Вайолет Диксон, автор увлекательной книги о флоре и фауне Кувейта, считала пустынного кота. Бедуины, сообщает она, величали его словом «хурр», то есть «скитальцем пустыни». Норы свои он рыл в тени одиноко стоявших невысоких пустынных деревьев сидр, фигурировавших в речи кочевников как «ульи маленьких пустынных птичек».

Самые опасные места в аравийских песках, «песчаные топи», бедуины именовали «дочерями великой пустыни», такими же непреступными и «закрытыми для чужих глаз», как девушки кочевых племен. Оазисы величали «островами в океане песков», территории вокруг них — «бухтами и заливами», а верблюдов — «кораблями пустыни».

Кошмар аравийской пустыни, делится своими впечатлениями о ней Вайолет Диксон, — это сумум или хамсин, то есть песчаная буря. Попав в нее, замечает она, складывается впечатление, что ты находишься в объятом огнем лесу. Когда сумум, что в переводе с арабского языка значит «яд пустыни», наваливается на становище, бедуины тут же убирают опоры шатров, и мгновенно сворачивают их. Длятся сумумы несколько дней кряду. Одна из песчаных бурь, налетевшая на Кувейт, повествует госпожа Вайолет, пришла откуда-то издалека, и принесла с собой песок алого цвета. И потому год тот, когда это случилось, кочевники назвали «красным годом».