Кувырком (ЛП)

Сажаем детей в микроавтобус. Перед этим Челси целует и обнимает каждого, с трудом их отпуская. Покрасневшее личико Розалин залито горючими слезами.

− Я хочу остаться здесь.

− Знаю, детка. — Провожу костяшками пальцев по ее щеке, вытирая слезы и пристегивая ремень безопасности. — Это ненадолго. Время пролетит быстро, − обманываю ее.

У Риган дрожат губки, хотя не уверен, что она понимает, что происходит.

− Нет…

Не могу выдавить ни одного слова в ответ. Способен только поцеловать ее в лобик.

Отходим в сторону, когда Джанет захлопывает дверь. Громкий звук отдается эхом, будто поворот ключа в замке тюремной камеры. Джанет садится за руль.

Челси машет рукой и продолжает говорить, даже когда дети уже больше ее не слышат:

− Я люблю вас! Ведите себя хорошо, мы скоро увидимся. Все будет хорошо. Не волнуйтесь. Я об… − голос пресекается. — Обещаю, все будет хорошо.

Она все еще машет, когда микроавтобус трогается и вслед за полицейской машиной проезжает по извилистой дороге, через ворота и исчезает из вида.

И тут же лицо Челси кривится. Из горла вырываются хриплые всхлипывания, она закрывает лицо ладонями. Кладу руки ей на плечи, чтобы знала — я здесь, рядом.

Челси кричит. Жуткий, пронзительный вой, который не забуду до самой смерти. Такая острая, невообразимая боль, когда невозможно даже думать. Лишь бесконечный поток отчаянных рыданий.

У нее подгибаются колени, и я ее подхватываю.

Сжав мою рубашку в кулаках, прячет лицо на груди, мгновенно пропитав слезами. Ее плечи дрожат от безутешных рыданий.

− Они были так напуганы, Джейк. О боже, они были так напуганы.

Ужасно. Каждое слово жалит как удар плети, рассекая плоть, превращая внутренности в кровавое месиво. Сразу отношу ее в спальню. Везде в доме следы детей — игрушки, улыбающиеся с фотографий на стенах лица, — а в спальне их присутствие не так сильно. Сажусь на кровать, сжимая Челси в объятиях. Глажу по волосам, целую в лоб, нашептываю бессмысленные ободряющие слова.

Челси долго и громко плачет. Я понимаю, дело не только в детях, это освобождение от всех чувств последних месяцев. Вся скорбь, боль, одиночество и страх, которые она не позволяла себе чувствовать.

− Мой брат был хорошим братом, − всхлипывает.

− Знаю.

− Я любила его.

− Конечно, любила, − тихо отвечаю.

− Теперь его нет. Мне так его не хватает… так сильно.

Обнимаю еще крепче.

− Знаю.

Ее голос звучит хрипло:

− Мне нужно было сделать для него одну вещь, всего одну вещь… и я не справилась! Я их потеряла…

− Шшшш… все хорошо, — прижимаюсь губами к ее лбу.

− Их нет. О боже… их забрали…

− Мы их вернем. Ну, тихо, тихо… обещаю.

Наконец утомившись, Челси проваливается в глубокий сон. Я не сплю всю ночь, обнимая ее. Шепчу ей, когда она всхлипывает, когда брови панически хмурятся, пока вновь не успокаивается. И думаю о детях. О каждом, мысленно их представляя. Голоса, маленькие ручки, как они пахнут, когда возвращаются с улицы − грязью, солнцем и невинностью. Говорю себе, что, думая вот так о них, каким — то образом их защищаю. Оберегаю.

Но воображение — страшная штука. Вспоминаю все те ужасы, о которых читал, которые видел сам, слышал от клиентов и коллег. Гадаю, не зовут ли пострелята Челси или, может, родителей. Вдруг прячутся под одеялом или плачут в подушку, потому что вокруг незнакомые пугающие люди. Потому что не знают, что будет завтра.

Самая долгая ночь в моей жизни.

Глава 23

Утром осторожно выпускаю Челси из объятий и укладываю на кровать, затем спускаюсь на кухню. Включаю кофеварку, выпускаю собаку и насыпаю ему корм. Итт окидывает миску грустными глазами и с тяжелым вздохом сворачивается клубком на кресле, отказываясь от еды. Глажу его плоские уши.

− Понимаю, что ты сейчас чувствуешь, дружок.

Поднимаюсь наверх с чашкой кофе для Челси, ставлю ее на прикроватную тумбочку и сажусь на кровать. Кладу руку Челси на бедро, и она с прерывистым вдохом мгновенно открывает глаза, будто резко вынырнув из кошмара. Озирается, вспоминает, что приснившийся кошмар — реальность, и мрачнеет. Не отводя от меня глаз, вновь ложится.

− Спасибо за прошлую ночь. Что остался.

− Не стоит благодарности. — Заправляю прядку волос ей за ухо. — Мне надо в офис, подготовиться к слушанию в понедельник.

− Хорошо. Спасибо, — голос звучит подавлено. Вокруг нас смыкается неестественная тишина дома. — Можно мне пойти с тобой?

− Конечно, можно.

Пока Челси одевается, звоню Стэнтону и Софии, потом Бренту. Посвящаю их во вчерашние события и предлагаю встретиться в офисе. Порядок рассмотрения дел в суде по семейным делам немного другой, так что придется с ним ознакомиться, но по сути слушание об опеке не сильно отличается от привычного судебного разбирательства. Мне потребуется хренова туча доказательств и прецедентов, дабы убедить судью, что место детей рядом с тетей и что Агентство по делам детей и семьи перешло все границы, изъяв маленьких Мак-Куэйдов.

Челси входит в комнату, потягивая кофе. На ней джинсы и свободная красная фланелевая рубашка. В солнечном свете, заливающем комнату, стянутые в высокий хвост волосы отливают красным золотом.