Кузены

– А заключение от девяносто шестого, – указывает она. – И тут результаты эхокардиограммы и прочее.

– Хм… – На лбу у Арчера прорезается морщина. – То есть, если я правильно понимаю, у матери то же самое, что и у отца? Но она прожила с этим… сколько там получается? Двадцать пять лет? Видимо, в ее случае все не так серьезно. Не понимаю только, зачем доктору Бакстеру адресовать тебе подобное, Хейзел? – Он возвращает лист с мягкой улыбкой. – Я уже подумываю: может, и его письмо, и отчет о вскрытии объясняются просто деменцией? При ней ведь как раз человек начинает путаться в собственных мыслях и плохо понимает, что к чему…

– Да, возможно… – неопределенно протягивает Хейзел.

– Дональд Кэмден тоже упоминал, что миссис Стори больна, – влезаю я. – При самом первом нашем разговоре. И поэтому хотел спровадить нас с острова. Правда, когда мы ее видели, выглядела она вполне нормально.

Милли закатывает глаза:

– Не думаю, что можно верить хоть одному слову Дональда, если только это ему не на руку. А его, похоже, заботит только… Стоп. Подождите-ка… – добавляет она уже тише, что-то прокручивая в голове. На щеках вдруг выступает румянец, глаза зажигаются. – Дядя Арчер, вы ведь сказали, что Милдред с годами стала лучше разбираться в искусстве, так? Что раньше у нее был просто ужасный вкус?

– Ну да. К чему ты это?

– А вчера – я не придала сразу значения, и без того странностей хватало, – но вчера в Кэтминт-хаусе я предложила Терезе посмотреть вместе игру «Янкиз» и «Ред Сокс», и та ответила, что не любит бейсбол.

– Правда? – Арчер озадаченно моргает. – Странно. Когда мы здесь жили, Тереза болела за «Янкиз». Она и Аллисон – больше никто.

– Да, знаю, – нетерпеливо обрывает Милли. – И Кайла собиралась что-то сказать Терезе, верно? А потом погибла. Доктор Бакстер тоже хотел о чем-то с вами поговорить и вдруг скончался. Так вот – что, если… Что если умерли не только они?

Арчер смотрит на нее пустыми глазами.

– Извини, Милли, но я не понимаю, о чем ты.

Та выхватывает медицинское заключение из рук Хейзел и машет им.

– У Милдред было смертельное заболевание, так? Диагноз поставили в девяносто шестом. Через год она непонятно почему разрывает все связи с детьми. А что, если она этого не делала? И не могла сделать?

Арчер и Хейзел смотрят на Милли как на ненормальную, но я, кажется, начинаю понимать. Мой взгляд падает на его телефон, забытый на кухонном столе, и меня вдруг словно волной накрывает.

– Сообщение! – На секунду у меня перехватывает дыхание. – От Обри! «Родимого пятна не было»!

– Ну да, – откликается Арчер. – Я сам вам его прочитал.

Милли, резко крутанувшись на стуле, поворачивается ко мне.

– Господи, точно! Это же о Милдред! – Она оборачивается обратно к Арчеру. Голос у нее садится. – Она стащила перчатки, когда Обри вчера пролила на нее горячий кофе! И родимого пятна на руке не оказалось, точно вам говорю! Того, большого, красного, которое у Милдред на кисти. У Обри такое же на плече, и она, видимо, потом все поняла.

Она смолкает, дожидаясь проблеска понимания на лице Арчера, но до того по-прежнему не доходит.

– В общем, получается… наверное… что в Кэтминт-хаусе живет не ваша мать и моя бабушка, а кто-то другой. Какая-то женщина, которая заняла ее место.

В кухне повисает такая тишина, что я слышу шум крови у себя в ушах.

– Какая-то женщина… – повторяет наконец Арчер безо всякого выражения. – Милли, это безумие. Нельзя просто взять и занять чужое место!

– Почему?

– Потому что… потому что… – бессвязно бормочет тот. – Потому что люди заметят!

– Если только не перестать с ними видеться, – указывает Милли.

На лице Арчера читается напряжение, он выглядит почти испуганным.

– Прекрати! Ты сама не понимаешь, что говоришь!

У него вырывается дрожащий смешок, рука проводит по лицу.

– Мне надо выпить. Это… то, что ты… не могу… – Повернувшись спиной, Арчер принимается шарить по шкафчикам. – Господи, да не может матушка быть мертва! Все бы знали! Тереза, Дональд Кэмден, доктор Бакстер…

– Вы сами слышите, кого называете? – вмешиваюсь я. Милли нужна поддержка – он буквально на грани. – Дональд Кэмден только тем и занимается, чтобы не подпустить никого из Стори близко к Милдред. Доктор Бакстер как раз пытался дать понять – что-то не так. А Тереза, она…

– Но зачем?! – развернувшись, почти выкрикивает Арчер – глаза дикие, руки по бокам сжаты в кулаки. – Зачем кому-то так поступать – и с ней, и со всеми нами?

– Ну… – Милли говорит тихо и невозмутимо, словно пытаясь успокоить испуганное животное. – Деньги – довольно веская причина. Для Дональда Кэмдена уж наверняка. И, возможно… – Она оборачивается к Хейзел, стоящей с совершенно ошарашенным видом: – Извини, но тут уже не до вежливости… На твоего дедушку двадцать четыре года назад случайно не свалилась вдруг крупная сумма?

– Милли, остановись, – хрипло говорит Арчер. – Ты заходишь слишком далеко.

Хейзел облизывает губы.

– Вообще-то да…

Пробормотав что-то бессвязное, Арчер принимается с новой энергией рыться на полках. Милли широко раскрывает глаза.

– Правда?