Кузьма Алексеев

Куракин бессмысленно, с тупым выражением лица рассматривал бумаги, отправляемые в Сенат. Остановил свой взгляд на той, которая лежала на верху. К бумагам о духовной жизни Куракин обычно не придирался. Сейчас перед ним лежало донесение от Аракчеева. Этот человек был приближенным государя, и он очень дорожил им и ценил его советы и услуги. При его имени дрожали даже влиятельные лица. Он распоряжался судьбою многих: кого казнить, кого миловать, кого за решетку отправлять, кого вздернуть на виселице.

Алексей Борисович крикнул адъютанта и, тыча пальцем в лежащую на столе бумагу, желчно бросил:

— Это дело полностью мне принеси! Понял?

Седовласый полковник взглянул на документ и, как преданный пёс перед хозяином, завертел хвостом:

— Князь, остальные бумаги … Прямо к императору отправлены!

— Давно? — захлопал облезлыми ресницами министр.

— В середине прошлой недели. Дело уже набрало обороты…

Куракин окинул полковника недобрым взглядом, спросил, повысив голос:

— Где теперь… архимандрит Серафим?

— В Петропавловской крепости. По распоряжению Сената.

— Церковь нас любви и добру учит, а мы великого духовника в каземат отправили. О, Господи, прости их, они не ведают, что творят.

— В дальний монастырь думают его отправить простым монахом, — глядя со страхом в рот министра, пролепетал полковник.

Алексей Борисович махнул рукой. Полковник пошел к двери, но, вспомнив что-то, остановился:

— Из Нижнего вам пакет. Сейчас принесу.

Куракин, устало опустившись в жесткое кресло, стал молча читать:

«Министру Внутренних дел, действительному статскому советнику юстиции, князю Куракину А. Б. от Нижегородского губернатора А. М. Руновского. 8-го июня 1809-го года, дело № 1291.

Жителя Терюшевской волости Кузьму Алексеева вместе с его сотоварищами за наветы, которые они учиняли на христианство и православную церковь, в мае 9-го числа сего года, согласно Вашему указанию, решили кнутами не бить, а отпустить домой с миром…»

Куракин подумал о своём шурине, Петре Трубецком, который ждал более сурового и жесткого суда над язычниками.

Медвежий овраг

Захар Камакшев проверял на реке поставленные с вечера неретки. Он не спеша плыл в лодочке по Серёже, орудуя лишь одним веслом. Длинную свою бороду заткнул за ворот, чтоб не мешала взмахивать веслом. Заплывёт в осоку — выдернет со дня свою нехитрую снасть, сплетенную из ивовых прутьев, опрокинет в лодку, — серебристая рыбёшка затрепещет на дощатом дне.

— Опять вы сами залезли в ловушку, дурачки, — посочувствовал рыбам Захар. Поплыл дальше. На крутом пригорке, у самого берега, заметил семейство медведей. Возле матери вертелись два медвежонка. Медведица лениво разлеглась на траве, добродушно поглядывая на шаловливых детенышей. Вдруг она привстала и принялась нюхать воздух. Потом тревожно рыкнула и бросилась прочь от берега в сторону ближайшего леса. За ней вслед побежали и медвежата, смешно подпрыгивая на кочках. «Кого это они испугались?» — удивился Захар.

Глянул вдоль реки и застыл на месте. То, что он увидел, заставило его мгновенно бросить свои снасти, спрятать в камыши лодку, а самому с полной корзиной наловленной рыбы поспешить по топкому речному дну к берегу. Камакшев помнил наказ Кузьмы Алексеева, его грозное предостережение: поглядывать на дороги, ведущие в село. Спасибо мишкам — вовремя предупредили… Теперь по протоптанной ими тропинке он поднялся к густому лесу и, спрятавшись за могучей сосной, смотрел, что происходит на реке.

Со стороны Арзамаса плыли на трёх лодках вооруженные люди в мундирах. Вот они остановились на отлогом месте, лодки привязали к прибрежному ивняку и поднялись на пригорок, туда, где несколько минут назад резвились медвежата. Оглядевшись, принялись ставить шалаш.

Волоча больную ногу, Захар поспешил в Сеськино, не разбирая дороги. Торопился и не заметил, как наткнулся на лося. Это был Отяжка. Самец недобро замычал, но на человека не бросился. Медленно, будто нехотя, скрылся в кустах. Захар, с облегчением переведя дух, продолжил свой путь. «Да, видно, не миновать нам Медвежьего оврага, — думал по дороге Захар, — только там можно спрятаться всем селом от разных напастей. Правильное решение приняли недавно в Репеште. Люди знают: вилами да серпами голову не спасёшь, а только погубишь. Правда, Гераська Кучаев купил им ружья, но мы стрелять из них не умеем да и побаиваемся».

… В середине дня из Сеськина вышли семьдесят подвод: всё здоровое население покинуло своё село.

* * *