Кузнец Песен

ЭЛНЕТСКИЕ ЛЕСА

Пугачевцы вошли в деревню потихоньку — без шума, без песен. Но об их возвращении сразу же узнала вся деревня. Улицу заполнили мужики, бабы, ребятишки. Окружили, обнимают, расспрашивают. Кто радуется, что муж, отец или брат жив остался, кто, узнав о гибели родных, рыдает, убивается…

Слышен резкий голос Топкая:

— Ах, киямат! Это Акпай виноват! Это он обманом завлек народ! Это он погубил моего сына!

Эшплат послушал, послушал и сказал:

— Нельзя тебе, Акпай, в деревне оставаться.

Эшплат увел Акпая далеко в лес.

— Сюда никакой чужой человек не заглянет, — сказал Эшплат. — Тут ты скоро поправишься.

Рана у Акпая не особенно страшная, но рука двигается с трудом. Надо ему отдохнуть, набраться сил…

Но не удалось Акпаю спокойно отсидеться…

Красное закатное солнце опустилось за лесом по ту сторону Элнета. Полупрозрачный, словно легкий туман, сумрак покрыл реку, лес, поле, деревню.

Старик Топкай с батраком вернулись домой с поля. Батрак под навесом распрягал лошадь.

— Стой, чего топчешься? Волк тебя заешь, — сердито ругал он неспокойного коня.

Жена Топкая в дымном кудо варит ужин, время от времени выглядывая на улицу. Из дверей тянется сизый дымок. Теперь старухе работы много: Актавий, узнав, что Ямбатыр сгорел, в тот же день ушла к отцу.

Топкай, угрюмый, недовольный, сидел у амбара и что-то бубнил про себя.

— Слышь, Шолпай, не годится так ругать лошадь, — проворчал он. — Она, небось, устала.

— И я устал?, — ответил батрак. — И голоден, как собака!

— Не огрызайся! Кто здесь хозяин? — рассердился Топкай.

— Ты не очень-то кричи, хозяин. Мы еще покажем…

— Кто покажет? Ты что ли, сопляк? Или Акпай? Или ваш Емелька Пугачев? Зря языком бьешь: нет его больше…

— Придет время, отыщутся люди…

— Ишь, богатыри, — усмехнулся Топкай, — тараканы запечные отыщутся…

Вдруг на улице послышался стук многих копыт. Отряд верховых проскакал и остановился у двора Топкая. Над забором показалось усатое лицо солдата.

— Отворяй ворота, — грозно приказал солдат, размахивая плетью.

Топкай быстро просеменил к воротам, дрожащими руками отодвинул засов.

Перед воротами было человек тридцать конных солдат с офицером и капралом.

Капрал соскочил с коня, подошел к Топкаю, спросил по-марийски:

— Ты будешь Топкай Яндаков?

— Я… — растерянно проговорил Топкай.

— Добро. Тебя-то нам и нужно.

— Меня? Зачем? Я ничего плохого не сделал… Ясак уплатил сполна… — задрожав всем телом, ответил старик.

— Не бойся, — успокоил его капрал, — тебе от нас ничего худого не будет. Не обидим. Мы прибыли, чтобы арестовать разбойника Акпая Келтеева.

— Разбойник он, истинное слово — разбойник, — обрадованно заговорил Топкай. — Берите его, в каземат сажайте, избавьте нас от этого разбойника!

— За тем и прибыли, — сказал капрал. — Ты должен нам помочь. Покажешь, где он скрывается.

Топкай поник и забормотал:

— Вы уж сами поймайте… Вон вас сколько, сами справитесь… А я не могу… Я — человек старый, семья у меня, хозяйство… Коли вам помогу, его друзья меня не помилуют…

— Значит, не желаешь помочь в поимке преступника? Оберегаешь разбойника? Значит, ты с ним заодно. Недаром послал своего сына с бунтовщиками. Мы об этом знаем. Ты сам преступник, против государыни императрицы зло замышляешь! Ты у нас сам в каземат пойдешь.

Топкай побелел, как мел.

— Нет, нет, не надо в каземат! Все сделаю, как велите.

— Так-то оно лучше, — проговорил капрал. — Выдашь Акпая, простятся тебе твои прегрешения против государыни.

Тоймет, как только увидел солдат, приближающихся к его дому, подхватил котомку, бегом в огород и ушел из деревни. Так старый кузнец избежал ареста.

О хозяйстве он не горюет: жена с жатвой управится одна, к тому же вернулась в дом дочь. «Говорил я, что не пара ей богач Ямбатыр, — с горечью думал Тоймет. — Нет, не послушалась…»

Ночью, окольными тропками добрался Тоймет до Янганова болота, до заветного шалаша.

У шалаша горел костер. Вокруг него сидели и стояли люди. Они о чем-то оживленно говорили.

— Вот и дядя Тоймет пришел, — сказал кто-то.

— Пришел, — ответил Тоймет.

Поняв, что им несдобровать, из деревни ушли все, кто ходил на Казань.

Люди были взбудоражены, перебивая друг друга, обсуждали, что же им теперь делать.

— На Пугачева надежды нет, — говорил один. — Ему самому бы только ноги унести…

— Эх, не надо было к нему ходить! — проговорил Яныш. — Не надо было начальство гневить. Теперь вот страдай за чужие грехи…

— Не за чужие грехи мы страдаем, — перебил его Акпай. — Думаете, свобода сама с неба свалится? За нее бороться надо. Нечего нам тут сидеть и прятаться, надо продолжать борьбу.

— Ты, как хочешь поступай, а с нас — хватит, — продолжал Яныш. — И ты уж лучше бы грехи замаливал. На тебя давно петля намылена.

— Петли я не боюсь. Я за свободу жизнь отдам, не пожалею. И в трудную минуту не стану прятаться, вроде тебя, как мышь в щель, не буду дрожать, словно овечий хвост.

— Ты меня не позорь, — обиделся Яныш. — О, боже, дай силы, избавь от ненужной ссоры…

Долго говорили люди. Костер догорел. Тоймет поднялся и пошел в лес за сушняком.