— Два су. — сказал подошедший Тома. Вообще это была наглость — ценник был "заряжен" втрое, но выбора у господина не было, а тип бате тоже не понравился.
Господин не озаботился ответить, сделав неопределенный жест.
— Господин согласен с ценой?
— Ты делай, — дальше шло незнакомое мне слово. Кажется, что-то вроде "смерд".
— Как к господину обращаться?
— Шевалье Кармель.
О, да ты просто бродяга! Хоть и благородный.
— Потом заплачу. Когда возвращаться буду… Ты гордиться должен!
Сукин сын. И даже морду не набьешь…
Я похлопал по морде лошадку.
— На тебе морковку, лохматушка… — неизбалованная вкусняшками лошадь с огромным энтузиазмом захрустела. — Возвращайся, я тебе еще дам. Не забудешь, чай, до завтра.
Ты дурачок, что-ли? Я завтра только доеду! Но лошадь покорми, покорми…
Я поднял на шевалье Как-Там-Его глаза и посмотрел — как на столб, который решил заговорить.
— Доедешь? Ты?.. Ну, все может быть. А лошадка может быть к нам вернется, если что.
— Ты о чем?!
Лес на дороге. В лесу волки. Ты нам за работу не заплатил, мил человек. Так значит и работы, считай, нет. Езжай, ты человек смелый и сильный. Дорогу знаешь. В сбруе, наверное, хорошо понимаешь. Люди говорят, от волков бегать не надо — помрешь уставшим.
Я перестал обращать на него внимание и еще раз похлопал лошадку по шее.
— Возвращайся. У нас тут неплохо.
— Ты о чем это, кузнец?!!
Посмотрев на него, как на надоедливую муху, я добавил:
— Я о том, что ты людям доброго железа нагрубил, обманул — и от железа тебе хорошего ждать не приходится. И от меди. Пряжки на сбруе, кинжал, вон — стремена у тебя есть. Пока есть. К отцу Жозефу заверни, может он за тебя помолится. С Божьей помощью, доберешься. Ты же так решил?
Фыркнув, шевалье тронул лошадь и поехал. Осторожненько так, заметим вскользь, поехал.
Тома стал собирать все остатки железок в корзину. Решил, наверное, частично скомпенсировать потери — хотя, судя по цене, он на "благородных" как раз и закладывал такие вот фокусы. Я достал свой вариант реера и стал его затачивать — с имеющимся качеством металла, это у нас постоянное развлечение.
Сделать нужно три. Больше — хорошо, но не обязательно. Меньше — трудно, но можно и два. Рейер — первый. Хорошо иметь два — под обдирку, и для чашек-плошек. По-хорошему, надо три. Он же и для форм разных. Мейсель — канавки, отрезка, и конечно же, чистовая отделка. А потом — и скребки всех форм полезны, и отрезной ромбический, и… Сколько у токаря резцов? На сколько денег хватило. И это мы до металла, считай, и не дошли совсем.
Вот у меня, например, денег нет — и резцов только два… И при моих-то скоростях надо бы делать крюк — а из чего?
Присел Тома отдохнуть — вот до чего дошло, пусть и зима. Отдыхать можно. Сын работает. Сын. Дел переделали — и не счесть. Не все сын умеет — но учится быстро. Очень быстро, не как сам Тома, помнится, учился. Сейчас вот выдалось времечко — и снова он свои деревяшки ладит, сказывает — ткацкий стан! Ох, как услыхал про то Тома — аж дыхание перехватило. Нахал! Ан припомнил, что батя во времена оны завсегда давал ему споткнуться. И не по разу помогал, не по два, но не переделывал. И за халтуру ругал, а за игрушки никогда. Так и он делать будет.
Прикрыл Тома глаза. Что-то уставать стал быстро.
— Поздорову. Ты веретена бабам делал? — Кола пришел, какой-то взъерошенный.
— И тебе не хворать. — удивился я такому резкому началу. — Ну, делал. Матушка попросила.
— Ты знаешь, что Мария-мельничиха к священнику побежала про колдовство рассказывать? Что, мол, человеческие руки не могут такого сделать — круглые, гладкие и одинаковые, да еще шесть штук?!
— Ну пусть освятит, если ей это так важно. Я так понимаю, её матушка в пряхи не взяла? Так что у неё самой веретена нет?
— Понимай что хочешь. Но с отцом Жозефом лучше заранее побеседуй.
Похоже, Кола к происходящему относится серьезно.
— Давай-давай, срочной работы нет, иди быстрей.
Я оглянулся на Тома. На нем буквально не было лица — он испугался. Причем сильно.
— Хорошо, хорошо, иду уже. Да чего вы только все так задергались-то?
— Помалкивай. — вдруг сказал Тома плотнику. — Не знает, и слава Господу!!!
Тот дернул плечами и действительно ничего объяснять мне не стал. Ох, деды, ох и темните вы…
Почесав в затылке, я снял из под крыши запасенную к Рождеству игрушку. Ладно, просто так ведь делал.