Читаем Кузнецов. Опальный адмирал полностью

— Приехал домой — мать в ударе! Кто мог отлучить меня от флота? Я рассказал ей об этой самой мине и прямо заявил, что моя вина в этом деле есть, но она не такая, чтобы гнать меня с флота. Она утерла слезы, а потом спросила, кто сейчас главный на военном флоте, не тот ли адмирал, кто помог мне переехать служить на Северный флот? «Да, — говорю, — он, Николай Герасимович Кузнецов!» «Вот и напиши ему жалобу», — сказала мать. «Нет, — ответил ей, — беспокоить военно-морского министра больше не буду, он мне уже помогал». Короче, поступил я работать на завод, — продолжал Климов. — А через неделю, меня вызвали в военкомат. Прибыл к военкому, а он показывает мне телеграмму из Москвы, которая предписывает ему призвать на службу в ВМФ капитан-лейтенанта запаса Климова Петра Федоровича и направить его в Североморск в распоряжение штаба флота!..

— Наверное, был рад? — спросил Кузнецов, перейдя на ты.

— Чуть не прослезился, если говорить правду. Даже не верилось, что возвращают на флот. В Североморске меня принял командующий флотом. Спросил, зажила ли рана на руке. «Да, — отвечаю, — зажила, а вот рана на сердце осталась». Он удивился: какая еще рана? Отвечаю ему: «Оттого рана на сердце, что в моем деле флотское начальство не разобралось. Я спасал рыбаков, а мне дали по башке!» — Климов передохнул, вытер платком вспотевшее лицо. — Словом, комфлот признал ошибку кадровиков.

— Выходит, они хотели отлучить тебя от моря? — улыбнулся Кузнецов.

— Похоже, что так. — Климов тоже улыбнулся. — Поначалу я был зол на флотское начальство, но вскоре это чувство угасло. На лодке меня встретили тепло, коки испекли большой пирог, и вся команда пила со мной чай.

Слушая Климова, Николай Герасимович размышлял, сказать ли ему, кто вернул его на флот. «Нет, не скажу, не то еще станет упрекать мать, что написала мне», — решил он. Спросил о другом:

— Дарья Павловна с вами живет?

— Нет, климат ей не подходит, да и возраст уже не тот, чтобы ехать так далеко.

— Почему ты мне не написал, когда тебе дали по шапке? — вдруг спросил Кузнецов.

Контр-адмирал какое-то время молчал.

— Мне очень хотелось тогда излить вам душу, но вас только что назначили военно-морским министром, вернули с Тихого океана в Москву, и я подумал, что вам сейчас не до меня, — признался Петр Федорович.

— Хорошо, что честь свою ты, Петр, не посрамил, — резюмировал Николай Герасимович. — У нас, военных моряков, дороже чести ничего нет. Мы ставим ее даже выше закона. Твой отец также дорожил честью. Я это понял, когда награждал его орденом. — И, помолчав, добавил: — Ты, наверное, знаешь, что меня тоже травили недруги? Даже судили…

— Знал и очень за вас переживал… Да только ли я один? Весь флот переживал…

— Ладно, Климов, — прервал бывший главком, — поговорим о тебе. У Горшкова был?

— Да, он вручил мне погоны контр-адмирала. Вернусь в Североморск и сдам дела другому командиру лодки, а сам возглавлю штаб флотилии атомных подводных лодок. Признаюсь вам, Николай Герасимович, море для меня как бальзам на душу. Каждый раз, когда бываю в море, невольно вспоминаю отца, и кажется, что он вовсе не погиб, а рядом со мной на ходовом мостике…

В палату вошла медсестра.

— Вас не утомила беседа с гостем? — спросила она.

— Это дорогой гость, — серьезно ответил Кузнецов. — Беседа у нас теплая, честная. Вместе с ним я мысленно побывал на военном флоте, будто наяву увидел корабли… Я что, нужен вам?

— Хирург хочет посмотреть вас, — пояснила медсестра. — Через полчаса он будет здесь. — Она вышла.

Климов достал из портфеля книгу «Накануне» и попросил ее автора оставить на ней автограф, что Кузнецов охотно сделал.

— Я не льщу вам, Николай Герасимович, но ваша книга на многое открыла мне глаза, — признался Климов. — Она очень правдива.

— Возможно, ты прав, Петр, но я вот о чем вдруг подумал, — не без грусти заговорил Кузнецов. — В сорок втором мой заместитель адмирал Исаков был тяжело ранен осколком бомбы. Что он сделал? На имя Сталина прислал телеграмму, в которой просил назвать эсминец Черноморского флота его именем, если с ним случится беда на операционном столе. И вождь дал ему ответ, он заверил, что выполнит его просьбу, но пожелал скорейшего выздоровления. И адмирал Исаков остался жив, хотя ему и отрезали ногу. Как думаешь, Петр, назовут корабль в мою честь, если со мной что-нибудь случится во время операции?

— Что вы такое говорите, Николай Герасимович?! — загорячился Климов. — Зачем думать о плохом? Вы лежите в кремлевской больнице, а врачи тут зубры…

— Твоими бы устами да мед пить! — усмехнулся Кузнецов. Он подписал книгу и отдал ее гостю. — Желаю тебе счастливых голубых дорог, адмирал!.. Твоя точка опоры в жизни — море, оно же и твой живительный родник! Не забудешь?

— Как можно забыть? — улыбнулся Климов, его лицо засияло, словно осветилось изнутри. — Разрешите идти?..

Климов шагнул к двери, но Кузнецов окликнул его. Потом подошел к нему.

— Наверное, ты все еще гадаешь, кто вернул тебя на море?

— Оно самое, — признался контр-адмирал.

— Мать тебя вернула! Что, удивлен?

— Есть такое…

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские полководцы

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза