Кузница Тьмы

Ринт помнил сестру ребенком, тощим созданием с поцарапанными коленями и пятнами пыли на лице. Казалось, она вечно на что-то карабкается — на деревья, на холмы и в расселины; а потом восседает над деревней, оглядывая горизонты или созерцая прохожих внизу. Какая ярость разражалась, когда приходило время Ринту найти ее и тащить домой ради ужина или купания! Она принималась плеваться и кусаться как дикий зверь, а когда он крепко сжимал, наконец, ее руки и поднимал над землей, с трудом шагая к дому, она стонала, как будто сама смерть пришла ее схватить.

Он терпеливо сносил ранения от отбивающегося ребенка, как подобает пусть юному, но старшему брату; он всегда замечал улыбки и жесты взрослых, когда проносил мимо них на руках сестрицу. Казалось, они забавляются и даже сочувствуют ему. Не хотелось и думать, что это реакции презрения, негодования и насмешки. Но иногда он замечал такие выражения лиц, которые порядком его озадачивали. Некоторые находят удовольствие в чужих невзгодах, словно чужие страдания уравновешивают их собственные.

И сейчас, когда на лице сестры застыло такое вот непонятное, мучительное выражение, любовь к ней вдруг накрыла Ринта, на миг захотелось увезти ее от того, что вот-вот случится. Может, это душа ее умершего ребенка ощутила риск, ужасную опасность, над ними нависшую, и кричит, и ее голосок пронизывает свист ветра, пробивает рубцы собственных его обид и страданий. Потом он оглядел товарищей. Виль, молчаливый и сгорбленный — был один молодец, которому он жаждал отдать сердце, но боялся обнажить чувства и быть отвергнутым. Тот парень работал с глиной и обнаруживал такой талант, что никому не пришло в голову осуждать отказ от воинских путей. Все восхищались его работами. Теперь он мертв, лежит зарубленный в селении.

Взор Ринта соскользнул на Галака. Незадолго до последнего задания тот потерял любовь одной молодой женщины — последняя из череды неудач. Галак винил одного себя, как всегда, хотя Ринт не видел в нем ничего, оправдывающего излишнюю суровость. Он был добр и по временам слишком щедр, не жалел денег и личного времени, часто забывал о свиданиях с подружкой и был неловок в делах домашних… и во всем обнаруживал детскую наивность и невинность, черты, которые, как кажется, злят женщин. Перед путешествием к Дому Драконс Галак поклялся навеки отринуть любовь. Ринт смотрел на друга и гадал, не сожалеет ли он о клятве.

Он видел Траджа — красное лицо и сердитая гримаса. Как и всегда. Ринт не мог вспомнить его улыбающимся, хотя жена и любила его всем сердцем, и они сделали четырех детей. Но теперь Традж одинок в жизни, любовь не окружает его, смягчая каменную волю; он сидит, словно против него ополчились все непогоды мира.

Тут много других, и каждый напоминает Ринту стоические походы через селение с сестрой в руках. Если раны не скрыть, нужно переносить их как ребенок — стараясь не плакать от боли или стыда, решившись показать всякому силу и скрыть свою уязвимость.

Солнце стояло высоко. Внизу на пристенном пространстве неподвижно сидели на покрытых толстыми попонами скакунах дом-клинки. Все в доспехах, иные несут копья, другие сжали длинные секиры или странно искривленные мечи. Привязанные к левой руке щиты черны, без выступов. Там, решил Ринт, их не менее пяти сотен.

«Слишком много. Всё время, пока мы были вдалеке, проклятый капитан наращивал силы, готовился к войне. Мы сидели и следили, делая вид, что не впечатлены, что не понимаем намеков».

— Плевать на их атаку, — рычал теперь Традж. — Мы разделимся. Ничего не меняется.

«Нет, меняется всё. Мы видели боевых коней. Заметили их внушительные размеры. Но ни разу не видели конницу в полном боевом снаряжении. И сейчас даже со стороны смотрим и кажемся себе… уменьшившимися».

— Будем танцевать вокруг них, — не унимался Традж, словно пытаясь уверить себя, — нападать и отходить. Снова и снова. Скакуны их перегружены. Устанут быстро, как и седоки. Видите решетки забрал? Затруднен обзор. Они не услышат команд — битва будет реветь в черепах, вызывая отупение. — Он встал в стременах. — Застрельщики, будьте начеку, но поодаль — нападете лишь тогда, когда мы скрестим клинки! Нападайте, убивайте всех, кого мы выбиваем из седел. Колите лошадей, режьте им жилы. И рассыпайтесь, если они решат напасть или окружить вас.

«Странный способ использовать застрельщиков…. Но вижу твой замысел, Традж. Нет пик, и пеших слишком мало для каре, даже для одного ряда. Единственная надежда — устроить беспорядочную свалку».