Квантор существования

Отдых, рассчитанный на целых три недели, шел своим чередом. Знакомая незнакомка Ирена появлялась на пляже почти что каждый день, и на правах уже старой знакомой устраивалась на ближайшем лежаке. Она и с Лерой была отменно вежлива и мила, и на седьмой день знакомства Лера, по своей собственной инициативе, уже заняла для Ирены на всякий случай соседний топчан.

А на восьмой день пляжных отношений состоялся роковой для Бориньки и Леры разговор. Никогда бы он не случился, не такой Боря был человек, чтобы приоткрыть чужому и постороннему темный уголок своей души, да что там чужому, и родного бы не допустил, но зацепило его и потащило, и незнакомка была в том виновата.

Началось же все совсем невинно. Захотелось Бориньке эрудицией блеснуть перед молодой дамой. Сначала пересказывали чуть что не в лицах поход Иисуса Навина на Иерихон, и про Моисея на горе, о смерти Аарона и наказании Мириам, потом пустился в собственные комментарии к изложенному. Тут трепетно внимавшая ему Ирена и затеяла с Боринькой словесную пикировку, довольно презрительно отозвалась о пророке, так и не вошедшем в дарованную его народу землю, а первосвященника Аарона и вовсе обозвала дураком. Будто человеческие немощи, старость и смирение перед волей божьей и даже сама смерть не вызывали в ней уважения, а лишь пренебрежение к ним, какое бывает у бесстрашного дурака, намерявшего себе два срока жизни. Такого Боринька стерпеть не смог, был задет и оскорблен в своих страхах, к тому же солнце припекло ему голову. И он выступил.

– Да как вы можете, Ирена! Сбросьте хоть на мгновение пелену с глаз и вы увидите! Только, ради бога, оставьте свое легкомыслие. Вы только вообразите, какое это отчаяние понимать, что уходишь навсегда, и никогда, вы слышите, никогда не увидишь плодов собственного труда и счастья, будущего своего народа, ради которого страдал и сражался, за который заступался и перед богом. И все напрасно. Дальше жизнь пойдет без тебя, кончился твой срок, а дело, тобой начатое, только на середине.

– Зачем же так трагично? Может Моисей как помер, так наоборот, от радости и обалдел. Что можно ничего не делать. Уселся себе на облаке будто в киношке и прикалывался, как внизу за него другие отдуваются. На заслуженном, так сказать, отдыхе, – ответствовала Бориньке Ирена, и было видно, что она-то не прикалывается, а так в действительности и думает.

– О господи! – выдохнул Боря и завелся не на шутку, – Да если бы наверняка знать, что это облако у тебя будет и жизнь внизу "смотри не хочу"! Но неизвестно же! Оттуда, знаете ли никто еще не возвращался. Или для вас это новость? Ах, согласны. А раз, согласны, то должны же вы допускать и такую возможность, что никакого облака и нет вовсе. И мир, вполне возможно, погибает в момент твоей собственной смерти. Все, конец, финита ла комедиа, ужас какой!

Боринька опять представил себе бесконечную пустоту, ожидающую его за гранью жизни, и пошел весь бледными пятнами, крупными пупырчатыми мурашками. И это несмотря на тридцатипятиградусную, черноморскую жару и палящий обеденный зной. О собеседнице на этот миг он даже и позабыл. Но Ирена о себе напомнила.

– Вы что, помереть, что ли боитесь? – прямо и грубо, совсем бестактно спросила она. Весь вид ее и тон был высокомерен, неприятен, с налетом немыслимого в данной ситуации превосходства и совершенно непонятного небрежения.

– А вы будто нет? – отпарировал Боря, а все равно, что ответил утвердительно.

– Я? Я – нет! – И Ирена засмеялась. И опять в превосходной степени.

"Ненормальная какая-то", – подумал Боринька, – "или издевается. Нет, не похоже. Совсем даже искренне надо мной смеется. От души. Дура просто, тут рыдать надо, а ей смешно". Он почувствовал желание плюнуть на их спор и уйти куда-нибудь, хоть в море, хоть в гостиницу, чтобы потешно не расплакаться при ней от обиды и поднявшегося в нем панического страха, но Ирена остановила его:

– А что бы вы, Боря, дали, чтобы никогда не умирать? – спокойно, со смешком спросила, и увидев по Боринькиным глазам, что тот готов ее ударить, торопливо добавила, – Я не подкалываю вас, я серьезно. Что бы вы дали за это?

Окончательно сведенный с ума собеседницей, смертью, солнцем и жарой, Боринька слетел с катушек и ответил, будто и не с Иреной говорил, а адресовался в более высокие сферы.

– Чтобы я дал? Вы еще спрашиваете! Да что угодно! Да! Что угодно! Любая цена слишком большой не будет!

– И из дому бы ушли, и из университета? Чтобы родных никогда не увидеть, и знаменитым ученым тоже никогда не стать?

– Да что там родные, что дом! Я бы как вечный жид по земле ходил. И счастлив был бы, – почти закричал в ответ Боря, а в голове бешено крутилось: " глупость какая, бессмыслица, все ерунда!"

– Вы только потише, а то люди на нас оборачиваются, – осадила его Ирена и затем спросила нечто и вовсе несуразное, – Ну, а к примеру, младенцев вы бы стали убивать? Если так нужно для вечной жизни. Как в книжке, не помню какой, где купались в ванне из крови младенцев для вечной молодости.