Когда Боринька и Лера поправились, оказалось, что вот уже больше недели, как они мертвы. Что в номере их случился страшный пожар из-за проводки, а дверь пожарные сразу выбить не смогли. И нашли только два совершенно обезображенных трупа. Которые уже отправили в Москву и даже похоронили и оплакали. Лера какое-то время похныкала, но, как уравновешенная девочка, скоро смирилась и успокоилась. К тому же жених ее никуда не делся, а жизнь стала лучше и веселее.
Боринька же обрел долгожданное бессмертие и выбрал новое имя – Фома. Но в отличие от тезки пальцы в раны от гвоздей совать не стал. Хотя вопросы и задавал. Теперь, когда в его распоряжении оказалась сама вечность, он вдруг расслабился и разнежился. И, вместо того, чтобы приняться незамедлительно за великие дела, возлег на диван. Надолго. Торопиться отныне ему было некуда.
ГЛАВА 19. ТЕКИЛА-БУМ
Наконец, День "икс" настал. Чистоплюев совсем созрел, бери хоть голыми руками, так заморочила его мадам. И саму операцию по срокам откладывать было уже никак нельзя. Шахтер безвылазно сидел в Москве, не желая упустить момент. С утра Миша предусмотрительно информировал Иосифа Рувимовича, что к ночи, вероятно, навестит его с известиями. Шахтер не возражал, известия хотел получить из первых рук, оттого просил пожаловать в любое время. О самом плане Шахтер, конечно же, для чистоты эксперимента, не имел ни малейшего понятия.
Ирена с утра крутилась по комнатам, будто Наташа Ростова в предвкушении первого бала. Даже фонд, любимая, ненаглядная ее игрушка, в эту, назначенную к действию, пятницу, остался без надзора и высочайшего посещения. Выход на бис ожидался в ином месте, и мыслями мадам была уже там. Но пока, приятно возбужденная, она коротала время, приставая с бестолковыми разговорами к Фоме. Добралась и до кухонных Татиных владений, послонялась там, и даже писала под Лерину диктовку список белья, предназначенного быть сданным в стирку. Яна все же мадам беспокоить не решилась. Тем паче, что последние несколько вечеров Балашинский пропадал неведомо где, хотя Ирена-то как раз догадывалась, где, а возвращался в Большой дом в странном настроении, рассеянный духом, и мог на лишний вопрос ответить даже невежливо. А вчера и вовсе опустился с мадам до базарной перепалки. И обидно, что из-за пустяка. Всего-то и сказала, что похож он на кота, от которого на крыше сбежала кошка, и услышала в ответ такое! Даже и не знала, что Яну подобные слова из русского языка ведомы. Пошутила, называется. А дальше, слово за слово, оглобля за грабли, Лерке с Таткой на потеху. Спасибо Фоме, развел и умиротворил. Но Ирене пришлось извиниться. Так что, нарываться лишний раз не хотелось.
Балашинский, словно в насмешку над строгой, сумрачной сосредоточенностью этого решающего дня, велел к обеду приготовить машину. Правда, не такси. Брал с собой в город Макса, и за водителя, и последнее напутствие заодно произнести. Макс оставался старшим в прикрытии, отвечал за ликвидацию Чистоплюева, если оплошает мадам. Он же должен был предупредить Мишу, если сценарий изменится. "Архангел" в операции непосредственно не участвовал, его дело на сегодня – вести Шахтера. И дальше, по обстоятельствам.
Но прогулка в город имела и другую цель. Обязательно сегодня должен был Балашинский повидать Машу. Их встречи, ставшие за последнее время каждодневными, превратились для Яна Владиславовича в почти болезненную потребность. Он нравился себе именно таким, каким отражался в любящих, наивных и, одновременно, полных неведомого ему знания, Машиных глазах. Нравился в той роли, которую играл рядом с такой достойной, хоть и очень юной и доверчивой партнершей. И роль постепенно сжилась, срослась с ним самим, стала его второй кожей, и уже невозможно было ту кожу содрать, не причинив себе мук и вреда.