Квантовая ночь

Фильм, который я иногда показываю своим студентам, шокирует не меньше. Как и фильм о «Галопирующей Герти» – прозвище, которое дали Такомскому мосту, – он старый. В нём показывают человека – бизнес-управляющего, как позднее сообщалось в новостях, – стоящего на карнизе высоко на стене офисного здания. Он явно в отчаянии, явно чем-то подавлен, но кто-то – турист с кинокамерой внизу – заметил его. Вскоре его замечают и другие, и, когда турист ненадолго опускает камеру, мы видим, что собралась приличная толпа и все смотрят вверх.

А потом раздаётся мужской голос – камера, направленная на бедолагу на карнизе, не показывает чей – и выкрикивает два раскатистых слога: «Пры-гай!»

Человек на карнизе от неожиданности вздрагивает, и на короткое время на плёнке слышен неодобрительный ропот, но потом другой мужской голос кричит: «Пры-гай!» И женский голос присоединяется: «Пры-гай!» И скоро вся толпа скандирует: «Пры-гай!», «Пры-гай!», «Пры-гай!».

В конце концов несчастный и правда делает то, чего от него требует толпа. Правда, не совсем. Он не прыгает, но отталкивается ладонями от окна, перед которым стоит, и падает настолько похоже на Дона Дрейпера в титрах к «Безумцам», что я частенько спрашивал себя, а не был ли этот фильм источником вдохновения для мультипликаторов. Турист аккуратно снимал всё, включая удар о мостовую далеко внизу; упавший ударился так сильно, что отскочил вверх и затем снова упал, трупом.

Когда я показываю этот фильм в аудитории, я обычно останавливаю его на моменте, когда мужчина отталкивается от окна, – нет смысла демонстрировать ужас реальной, всамделишной смерти, и, кроме того, я хочу, чтобы студенты сосредоточились на другом ужасе: на том, что группа незнакомцев, собравшаяся вместе совершенно случайно, внезапно начинает проявлять безответственное поведение, которое мало кто из них проявил бы в одиночку.

В наши дни окна офисов не открываются, и под ними нет карнизов, на которые можно выйти, и даже на мосту, сменившем разрушенный Такомский, имеются противосуицидальные сети, так что снятые смартфонами видео толпы, требующей от кого-то прыгнуть и погибнуть, сейчас не так часты, как можно предположить. Но похожие вещи – один придурок начинает что-то делать, и это распространяется среди людей, как зараза, – всё ещё случаются. Случаются постоянно.

Когда я учился в школе, нам говорили, что Такомский мост рухнул из-за резонанса с порывами ветра, частота которых совпала с природной частотой мостовых конструкций. Но это была неправда – устаревшая интерпретация, уже тогда устаревшая. Как я узнал много лет спустя, настоящей причиной было совершенно иное явление, нечто под названием «аэроупругие колебания». Старое объяснение, хотя и казалось осмысленным, не соответствовало фактам.

И когда я давным-давно впервые увидел фильм о прыгуне-самоубийце, мой профессор сказал, что это пример деиндивидуализации – растворения индивидуальности в толпе.

Но это также было неправдой: это также было устаревшей интерпретацией, следствием неверного постулата о том, что всегда есть чему растворяться.

* * *

Я знал о сегодняшнем приезде Хизер уже несколько месяцев. Густав никогда не позволил бы ей приехать одной, но даже он понимал, что её бизнес – бизнес, за счёт которого у него не переводились спортивные машины и дорогая выпивка, – требует, чтобы она время от времени куда-то уезжала. Она собиралась остановиться у меня в квартире.

В Королевском театральном центре Манитобы шла пьеса под названием «Шок», на которую мне страшно хотелось сходить. В её основе лежала биография Стэнли Милгрэма; здесь шёл предварительный прогон, а в следующем году постановку должны были повезти на Бродвей к шестидесятой годовщине его печально известных экспериментов по подчинению авторитету.

Я купил билеты задолго до того, как кто-либо из виннипегцев всерьёз задумался о том, что «Джетс» могут оказаться так близки к завоеванию Кубка Стэнли, – но, ко всеобщему изумлению, они это сделали, и вечер, когда мы с Хизер собирались в театр, оказался также вечером финальной игры «Джетс» с «Нью-Джерси Девилс» в Эм-Тэ-Эс-центре, всего в километре к западу от главной сцены имени Джона Хирша. О парковке в центре нечего было и мечтать – тысячи людей, не попавших в спорткомплекс, приехали смотреть игру в окрестные бары и рестораны; мы доехали до Биржевого квартала на автобусе и оттуда дошли до театра пешком, наслаждаясь тёплым июньским вечером. У входа стояли бронзовые статуи основателей театра. Статуя Хирша была в очках – мне всегда казалось, что очки на статуе выглядят очень странно.