Квантовая ночь

…и голова Тревиса упала вперёд, а его пристёгнутое к креслу тело обмякло.

— Гадство, — сказал Менно, выбегая в коридор и врываясь в соседнюю лабораторию. Он отстегнул шлем и отбросил в угол комнаты, чтобы не запинаться об него. Всё было так же, как с Джимом Марчуком. У Тревиса был нормальный пульс — в этот раз Менно нащупал его без труда — и дышал он тоже нормально.

Вошёл Доминик; Менно бежал сюда со всех ног, Доминик же, похоже, особо не торопился.

— Ну? — спросил Дом, словно интересуясь счётом спортивного матча, который ему был не особенно интересен.

— Без сознания, — ответил Менно. — В остальном в порядке… я так думаю.

— Должно быть, их вырубает фокусированный транскраниальный ультразвук, — сказал Дом, — но я не понимаю, почему.

— Мы не должны этого делать, — сказал Менно, чувствуя подступающую тошноту. Он взглянул на часы. — Две минуты.

— Всё будет в порядке.

Менно начал ходить туда-сюда.

— Чёрт, чёрт, чёрт…

Они ждали… и ждали… и ждали, Тревис всё это время спокойно дышал, хотя в уголках полуоткрытого рта начала собираться слюна.

— Всё! — сказал Менно. — Пятнадцать минут. Это втрое больше, чем у Марчука. Мы должны вызвать «скорую».

* * *

Кайла подбежала к сестринскому посту.

— В какой палате Тревис Гурон?

Медсестра — грузная женщина средних лет — указала на зелёную доску на противоположной стене. На ней мелом были написаны имена пациентов с номерами палат и именами лечащих врачей; Кайла нашла строчку с Тревисом и побежала по коридору; её низкие каблуки выбивали дробь по раскрашенному цветными полосами полу.

Дверь в палату Тревиса была открыта. У него была кровать с поднимающейся передней частью; она держала его спину в наклонённом на сорок пять градусов положении. Его глаза были закрыты, волосы — тёмные, как и у Кайлы — в беспорядке. К левой руке подключена капельница, на указательном пальце правой — датчик монитора пульса. Он был одет в больничную распашонку цвета ополаскивателя для волос пожилой женщины.

— Тревис, — сказала Кайла, подходя к нему с левой стороны.

Никакого ответа.

Вошёл худой невысокий доктор в белом халате.

— Здравствуйте, — сказал он. — Я доктор Мукерджи. А вы?

— Кайла Гурон. Его сестра.

— А, это хорошо. Спасибо, что пришли. Вас уже проинформировали?

Кайла покачала головой.

— Ну, значит, придётся мне, — сказал Мукерджи. — Ваш брат в коме, насколько мы можем судить. Никаких следов травмы или повреждения. Мы сделали ему МРТ; признаков тромбоза или опухоли нет.

— Сколько это продлится?

Мукерджи слегка приподнял плечи.

— Этого мы не знаем. Есть разные стадии пребывания в коме: мы используем так называемую шкалу комы Глазго для оценки моторной реакции, словесной реакции и глазной реакции. К сожалению, ваш брат находится в самом низу — в наихудшем состоянии — по всем трём показателям. Конечно, мы сделаем всё, что можем. Если повезёт, когда-нибудь он очнётся.

— «Если повезёт»? — повторила Кайла. — Да что с ним стряслось? Как он сюда попал?

У Мукерджи был блокнот. Он заглянул в него.

— Его привезла «скорая» — быстрый взгляд на часы — пять часов назад. По-видимому, его нашли без сознания в пустой аудитории в Университете Манитобы; на него наткнулся уборщик.

— Что вы делаете, чтобы ему помочь?

— Мы следим за его телесными потребностями. Но вы можете посидеть с ним. Поговорить. Если будет хоть какая-то реакция — он заговорит, повернёт к вам голову или что-то в этом роде — дайте знать на сестринский пост. Просто потяните за вон тот красный шнур, видите? — Он повернулся и ушёл.

Кайла посмотрела на часы; чёрт, она сегодня не успеет в клуб. Стул — обтянутая оранжевым винилом хромированная рама — стоял у стены. Она подтащила его к кровати и поставила рядом со стойкой капельницы. Села.

— Ну же, Трев, — сказала она. — Просыпайся, чёрт тебя дери. Это я, Кайла. Просыпайся.

Он не реагировал. Она смотрела на него, вглядывалась в его лицо — она не делала этого целую вечность. Она до сих пор думала о нём как о странном угловатом ребёнке — но он вырос в красивого молодого человека с чистой кожей, высоким лбом и…

…и, как она знала, пронзительными голубыми глазами. Но этого сейчас не было видно — веки были закрыты, а глазные яблоки под ними неподвижны, она хорошо это видела. Нет быстрых движений глаз — нет сновидений.

— Трев, ради Бога, — сказала Кайла. — Маму удар хватит. Ты же не хочешь, чтобы я её тревожила. Просыпайся, а? — Она помедлила, затем взяла его за руку; рука была тёплая, но висела как плеть. — Тревис? — сказала она. — Тревис, ты там?

* * *

— Ты реально поломал шлем, когда бросил его через всю комнату, — сказал Дом.

— Я его не бросал, — ответил Менно, — я просто…

— Да ладно, ты его буквально швырнул.

Может и так; может, он был очень зол на чёртову штуку и на себя самого.

— В любом случае, — сказал Дом, — если мы собираемся сделать ещё что-то до начала занятий восьмого числа, нам понадобится тот первый парнишка, который упал в обморок — как его звали? Джим Марчук? Нужно, чтобы он пришёл.

— Зачем? — спросил Менно.